блузку, потому что он мне нужен, потому что я хочу его, потому что я его люблю.
Сейчас Кенна нужен мне больше, чем когда-либо. Мне необходимо знать, что он здесь ради меня, и мне необходимо показать ему, что я здесь ради него. Мне нужно почувствовать его любовь, как будто это его прощение…
Чему никогда не учила меня моя мать, но Маккенна научит.
Из-за того, как он сейчас на меня смотрит — принимая со всей моей темнотой и всем моим розовым, когда он поднимает мою руку и разглядывает кольцо на руке, как будто это его клеймо, — я понимаю, что он тоже чувствует моё принятие.
Я раздеваюсь для него, а затем тихо спрашиваю:
— Что ты хочешь со мной делать? Сегодня вечером я твой приз, так что выбор за победителем. — Потом я стою перед ним, обнажённая, если не считать лёгкой улыбки.
— Что я выиграл? — задиристо спрашивает он, расстёгивая пояс на брюках.
— Меня.
— А это так?
Маккенна сбрасывает брюки на пол, и он так красив, что при виде его загорелой кожи у меня текут слюнки. Всё это для меня, чтобы съесть его, как конфету.
С мягкой усмешкой он протягивает руку и быстро проводит костяшками пальцев по моим соскам, всегда таким чертовски напряжённым и тугим, как ластики на карандашах. А потом он обхватывает пальцами мою грудь и наклоняется ко мне.
Он сосёт один сосок, причмокивая, как это сделал бы ребёнок, затем с другим моим соском проделывает то же самое. А моя киска? Маккенна медленно начинает поглаживать пальцами мою киску. Влажные звуки, исходящие от моего тела, говорят, как сильно оно хочет вобрать глубже его палец.
— Ты такая красивая, такая великолепная. Моя идеальная розовая маленькая злая ведьма. Я собираюсь заняться с тобой любовью. Я начну с тобой всё сначала — начну сейчас. Прямо сейчас. Мой план в том, чтобы облизать тебя всю от твоих длинных ног, прямиком к киске, а затем хорошенько и долго пососать твои сиськи. Тебе нравится?
— О, пожалуйста, — стону я, изгибаясь всем телом и скользя ладонями по его мускулистым рукам.
Он ухмыляется — нет, не ухмыляется. Его сексуальная улыбка на губах вызывает у меня желание прикусить этот грязный, сексуальный рот. Я и прикусываю, и звук, который он издаёт, сводит меня с ума от вожделения.
— Кенна.
Он целует меня в висок, его рука накрывает мою грудь, дыхание касается лица, глаза не отрываются от моих.
— Такое ощущение, будто в первый раз, правда?
Я киваю и выдыхаю, но нервничаю я не из-за него.
Из-за себя.
Хочу это сказать. Хочу, чтобы он знал. Я проглатываю слова, которые хочу — нуждаюсь — сказать, но он их ждёт. Как ждал их в прошлом.
Я готова. Я готова и напугана, но это не имеет значения, потому что он для меня единственный. Мои руки на его восхитительной, тёплой коже говорят об этом первыми. Мои губы вторят, касаясь его мускулов.
— Кенна.
Он стонет. Кажется, понимает.
— Скажи это, Пандора. Скажи, что ты чувствуешь.
Маккенна проводит большими пальцами по вершинкам моих грудей, так что соски становятся ещё твёрже, грудь судорожно вздымается и опадает. Прерывистое дыхание становится всё быстрее и быстрее.
— Если я скажу это, пообещай в ответ сказать то же самое, — умоляю я.
— Не даю никаких гарантий, — поддразнивает он, пощипывая мои соски, и от этих действий киска похотливо сжимается и пульсирует.
— Кенна, — стону я, обхватываю его затылок и притягиваю к себе. — Я люблю тебя.
Целую его, вжимая свои губы в его, и внезапно понимаю, что мне не нужно, чтобы он ответил.
Мне нужно самой говорить… и говорить… и говорить эти слова. Говорить до тех пор, пока он не попросит меня заткнуться.
Мне нужно сказать их за все те разы, когда я этого не делала.
— Люблю тебя. — Обвиваю руками его плечи, тянусь к нему, чтобы снова завладеть его губами в то время, как его поджарое, мускулистое тело сотрясает дрожь. — Люблю тебя, — шепчу я соблазнительно и нежно, поглаживая пальцами его спину, сжимая зад, затем рукой обхватываю его эрекцию.
Он стонет. Боже, я люблю, когда он стонет. Люблю хрипотцу в его голосе.
— Да, Пинк, покажи мне. Покажи мне, что ты меня хочешь. Скажи, что ты меня хочешь. Как тебе нравится, что ты хочешь меня.
— Мне нравится, что ты делаешь со мной, и как я хочу тебя, — бормочу я, касаясь губами щетины на его подбородке и снова прикусывая губы Кенны.
Провожу рукой по всей его длине и чувствую, как он становится ещё твёрже.
— О, детка, — рычит Маккенна, в его голосе слышится мука, и всё же он инстинктивно сильнее прижимается к моей руке. — Ты такая обалденная маленькая дразнилка. — Он накрывает ладонью моё лоно и просовывает средний палец между моими половыми губками. — Сладкая, горячая, похотливая маленькая дразнилка, которая очень хочет, чтобы её вот так потрогали.
Затем вводит палец внутрь меня, и что бы я ни собиралась в этот момент ответить, у меня вырывается лишь стон. Я раздвигаю бёдра шире.
— О, да, Маккенна, порадуй меня. Доставь мне удовольствие так, как можешь только ты.
Его губы у моего виска, а палец проникает глубже.
— Не сдерживай себя, мне нравится, когда ты говоришь грязные словечки, — шепчет он. — Скажи мне, о чём ты думаешь. Чего ты хочешь.
— Я думаю, что твой член намного толще. И длиннее. И… лучше… чем твой палец. Хотя у тебя такой славный палец…
— Славный? — Он проталкивает его глубже.
— О, да. Да, вот так… пожалуйста.
Кенна прижимается губами выше к моему виску. Он вводит в меня второй палец, покусывая мою нижнюю губу, и это кажется правильным — таким правильным.
— Тебе нравится, когда я так делаю?
— Да, — выдыхаю я.
— Пандора? — стонет он.
— Да?
— Я так сильно тебя люблю, Пинк, — говоря это, он с сексуальной улыбкой наблюдает за моей реакцией, затем приближает свои сексуальные губы к моим. Лёгкое прикосновение подводит меня к черте. А потом он накрывает мой рот своим, и я чувствую это. Фейерверк. Взрыв в теле, когда его палец снова погружается в меня, а язык проникает в рот. Да, пожалуйста. Такой голодный.
Он знает, что я кончаю, потому что раздвигает мои губы нежным нажатием и скользит языком внутрь, не переставая действовать внутри пальцем.
Я мотаю головой и хнычу:
— Ах, Кенна… Кенна!
Поцелуй заглушает мои слова, он вводит в меня два пальца, три, пока я не чувствую себя пронзённой, одержимой, прижатой, захваченной. Яростно прижимается к