и я безумно люблю ее.
Никогда не понимал значение этого слова. Да, в принципе и сейчас не понимаю, то, что между нами происходит гораздо больше… Глобально.
Перекладываю малышку на подушку и нависаю над ней секунд на десять.
Бля…
Как она ночью сладко стонала! Как выгибалась! А ведь я лишь вполсилы ее чувствительную киску удовлетворял. Понимал, что она невероятно хрупкая, и излишний несдержанный напор травмой серьёзной грозит.
Обвожу идеальное тело чистейшей похотью и черт… мгновенно болезненный приход пах пробивает. Я снова хочу ее… Хочу, как ненормальный… До помешательства блядского…
Даже не сразу соображаю, как в ускорении свободного падения склоняюсь над сочной, до невыносимости манящей грудью. Лишь ощутив губами вершинку розового соска понимаю, контроля лишаюсь.
Черт!
Мне бы, дураку опаздывающему остановиться надобно, просто разбудить малышку и объясниться… Я же, мать вашу, в порыве нового голода к нежной плоти присасываюсь.
Блядь… Аж самого в турбулентную трясучку вгоняет, потому как влажный стон с девичьих губ слетает.
— Ах… — податливое тело в миг спокойствие теряет.
И все… Теперь я не просто нежную грудь безобидно посасываю, я ее с жадностью пожираю, как людоед перепуганный. Понимаю, что около двадцати часов ее видеть не буду — во все тяжкие пускаюсь. Всю ее сладость языком собираю. Каждую чувствительную часть обмусоливаю: Шею, точеные ключицы, животик… пах этот, до опьянения сокращающийся… Держите, улетаю…
— Лев! — Рината дыхания непроизвольно лишается. — Боже, ты куда так спешишь? — в ласке захлёбывается, а я, точно на уши оглохший, продолжаю ненасытно терзать возбуждённое нежное тело.
— Лев, бо-о-же… — выгибается мне навстречу, шире ножки раздвигает.
Бляяя… она уже во всю течет. Чувствую это, мой рот стремительно наполняется опасной слюной, которую теперь не просто одним глотком проглотить.
— Доброе утро, ведьмочка! — на себя резко усаживаю. Заставляю бесстыдно оседлать. Понимаю времени в обрез.
— Ох… доброе! — вздрагивает, ощутив меж своих влажных лепесточков мой член мраморный.
Твою ж мааать, какая она красивая! Синеглазка моя трепещущая. В неё как в омут с головой окунуться хочется. Глубоко погрузиться в ее дно морское и там же потеряться на века вечные.
В рот ее приоткрытый настойчиво вторгаюсь, делюсь слюной тягучей и ее умопомрачительную забираю. Черт меня бери, какая острота ощущений! Страсть и голод воедино сливаются, что я люто задохнуться рискую.
— Приподнимись сладкая! — буквально мольбу в ее ротик вливаю. — Хочу в тебя, аж грудину выворачивает.
Сознание мое не хило так отъезжает. Тащит по всем непроходимым туннелям и там же на решетки запирает. Лишь одно знаю точно, не войду в нее — подохну.
— Хорошо… Хорошо… — острой жаждой отражает. Обнимает за шею и губительно медленно свою аппетитную попку поднимает.
Ее неподдельная невинность буквально на части разрывает. Еще пара секунд в мучительном простое и меня рванет безжалостно.
— Насаживайся Рината, не тяни, малыш… — прислонившись лбом к ее лбу, сжимаю нежные булочки, и в первобытном порыве сам нестерпимо направляю.
Бляяя… Кричать хочется, какая она влажная.
— Боже! — эротично скользит по всей, мать вашу, моей возбужденной длине. — Ты такой горячий! — дразня шепчет в мои губы и замирает на месте, сжимая член до нестерпимого головокружения.
Боги, дайте сил не сорваться, пожалуйста… Напрягаюсь всем телом и ее хрупкость в себя резко вжимаю.
Я, клянусь, на грани сломаться… Затаился в принудительном порядке, не дышу даже. Темный уже на горизонте стоит, флагом машет. Выдернул чеку из гранаты и охотно выжидает… Когда же мой контроль в пыль мелкую разнесется. Фак!
— Что не так? — испуганно воздухом давится Рината. Понимает, что я насильно ее сейчас удерживаю, тревожится. А я, блядь, не просто ответить не многу — рот раскрыть опасаюсь. Так всего колошматит.
Один… два… три… и…
— Все хорошо, маленькая… — в сознание ее благородно врываюсь. Сдержал, таки, себя буйного. Фух… — Ты просто двигайся потихоньку… Двигайся, малыш! — а сам болезненно сотрясаюсь, пока объятия крепкие расслабляю.
Впервые отдаю контроль девушке. Впервые позволяю иметь себя и черт… мне это до безумия нравится, особенно когда Рината двигаться начинает.
— Ох, твою ж… — вырывается оглушающе, когда ведьмочка жестко нанизываться сверху. — Мать… — бездыханно валюсь на спину и просто, сука, глаза зажмуриваю. Штырит, не могу.
Рината на каких-то неимоверных оборотах так разгоняется, что меня вышибает на несколько секунд из реальности. Тащит сознание по опасным оголённым проводам и током дополнительно пробивает, пока автономно не врубается аварийная система безопасности.
Черт!
— А говорил хрупкая! — ликующе озвучивает Темный. — Посмотри, как скачет одичало.
Черт, что творит, а? Как двигается? Я даже не поспеваю сейчас бедрами навстречу поддаваться. Теряюсь в ощущениях. Утопаю.
С ума от наслаждения сойти можно. Она точно человек? Взгляд ее огненный словить пытаюсь.
Ведьмочка, закусив сексуально губу, еще и грудь свою сочную мять начинает… А от этого вида, поверьте, люто кончить хочется.
— Целуй меня! — рвано выстанывает Романова. — Трогай, Лев…
Дьявол, встречай нас в преисподни…
Рината
— Ты явно на прощанье меня убить решила… — озвучивает Лев, перебарывая свое рваное дыхание после оргазма.
Я все еще сверху. Остаточно содрогаюсь и так-же как и он, отчаянно восстанавливаю сбившуюся вентиляцию легких.
Боже, что это было? Глаза на потолок закатываю. Я ведь уже без всякой осторожности его энергию нагло вытягиваю. Ничего не понимаю… Ему что, нравиться это?
Простойте!
— На прощанье? — взгляд озадаченный возвращаю. Он куда-то собрался?
Лев тут же щурится, сводя свои густые брови на переносице. Пристально изучает мою настороженную реакцию и осторожно кивает, издав мучительный сдавленный стон.
— Да, малыш, — еще и вслух подтверждает. — Тая родила ночью и я, должен ее увидеть… — оправдывается извиняющимся тоном.
Замираю в секундном замешательстве. Глаза в глаза. Щелчок. Преступный выстрел.
— Правда? — подобие радости из себя извлекаю. Очень стараюсь сдержать неадекватный настрой своих эмоций, но непрошенные слезы так и подкатывают к глазам, остановить не в силах. Умом то, понимаю — событие счастливое и мне бы радоваться за сестренку Лева, ведь он так любит ее, но… Мне… черт, адски печет в области груди и нестерпимо больно. Левую руку вместе с лопаткой неожиданно сводит. Уверена, еще пару высоких пиков и точно схвачу обширный инфаркт.
«Боже, и как долго тебя не будет?» Тут же хочется спросить, но я неожиданно для себя транслирую то, что по логике должна…
— Я рада за нее! — голос тщетно срывается под конец, еще и слезы несдержанно крупными каплями их глаз выступают.
— Эй! — Лев резко к себе привлекает. — Успокойся, сладкая, я уже утром обратно прилечу… — утешает, нежно обнимая. Но я будто не слышу его… Продолжаю всхлипывать, уступая в постыдной навязчивой внутри меня панике. Не хочу одна… Не хочу!
