Супруги сели за стол. Эдвард чувствовал себя очень неловко и постоянно прислушивался, не зазвенит ли дверной колокольчик. После супа горничная подала остатки холодной баранины и немного картофельного пюре. Берта озадаченно посмотрела на блюда, а затем откинулась на спинку стула и громко расхохоталась.
Эдвард удивленно посмотрел на жену. Как известно, крайне досадно бывает видеть, как люди покатываются со смеху непонятно из-за чего. Держась за бока, Берта попыталась объяснить, в чем дело.
— Я только что вспомнила, что отпустила прислугу на весь вечер. Сегодня в Блэкстебле цирковое представление. Я сказала, мы доедим то, что есть.
Действительно, ничего смешного не было, однако Берту продолжали сотрясать приступы хохота.
— По-моему, там еще маринованные огурцы остались, — вспомнил Эдвард.
Берта подавила охватившее ее веселье и принялась за еду.
— В этом вся моя жизнь, — пробормотала она себе под нос. — Есть холодное мясо с картошкой в бальном платье и при всех брильянтах.
Глава XXXV
Той зимой с Эдвардом произошел несчастный случай. Уже много лет он объезжал норовистых лошадей, и если только слышал о свирепом животном, то непременно ставил целью укротить его. Он знал, что прекрасно держится в седле, и намеренно предпочитал самых трудных коней, поскольку любил и покрасоваться своим мастерством, и поднять на смех других, не столь искусных всадников. Крэддоку льстило, когда люди указывали на него пальцем и говорили: «Превосходный наездник!», а если он видел кого-либо верхом на брыкливой или непослушной лошади, то не упускал случая отпустить свою любимую шутку: «Эй, приятель, ты, видно, не ладишь со своей лошадкой, попробуй-ка мою!» И, задав своему жеребцу шпор, заставлял его гарцевать. Он был безжалостен к трусоватым коням, которые стремились выбрать препятствие пониже или пытались проехать в ворота, вместо того чтобы перескочить через них. Если же высказывалось мнение, что прыжок опасен, Эдвард с легкостью выполнял его, а затем со смехом кричал: «На вашем месте я бы не рисковал, еще, не дай Бог, свалитесь!»
Недавним его приобретением был чалый жеребец. Крэддок купил его совсем задешево, так как лошадь неуверенно преодолевала препятствия и в прыжке подгибала переднюю ногу. Эдвард сразу же взялся объезжать жеребца. Первые две изгороди и канаву лошадь перепрыгнула безукоризненно, и он решил, что ему опять почти задаром досталось превосходное животное, смирное, как ягненок, которому всего-навсего требуется опытный наездник. Тем временем впереди показалась изгородь из штакетника.
— Ну, красавчик, покажи, что ты умеешь!
Эдвард пустил жеребца легким галопом и дал шенкеля, но тот не прыгнул, а резко шарахнулся вбок и потрусил обратно.
— Нет, так не пойдет, — пробормотал Эдвард, разворачивая коня.
Он снова дал шенкеля, жеребец пошел галопом и опять отказался прыгать. На этот раз Эдвард рассердился. Артур Брандертон, проезжавший мимо, порадовался возможности свести старые счеты и громко расхохотался.
— Может, лучше пешком обойдешь? — крикнул он, проскакав мимо Эдварда. Лошадь Брандертона легко взяла препятствие.
— Либо этот жеребец прыгнет через изгородь, либо я сломаю себе шею, — ответил Крэддок и стиснул зубы.
Однако не случилось ни того ни другого. Он в третий раз направил чалого к препятствию, ударив по голове кнутовищем. Жеребец прыгнул, однако, по привычке подогнув переднюю ногу, тяжело рухнул. При падении Эдвард сильно ударился и на какое-то время потерял сознание. Очнулся он от того, что кто-то лил ему за шиворот бренди.
— Что с жеребцом? — спросил он, не думая о себе.
— Все в порядке. А вы как себя чувствуете?
К ним подъехал молодой доктор, случайно оказавшийся поблизости.
— Что произошло? Кто-нибудь ранен?
— Нет, — хмуро ответил Эдвард и попытался встать, злой на себя за то, что предоставляет повод для насмешек. — Можно подумать, никогда не видали, как человек падает с лошади. Среди вас каждому пришлось поваляться, уж я-то помню.
Он подошел к жеребцу и поставил ногу в стремя.
— Идите-ка лучше домой, Крэддок, — высказал свое мнение врач. — Вам нужно отлежаться.
— Черта с два, домой! — Эдвард попробовал сесть в седло, но ему помешала боль в груди. — Проклятие, кажется, я что-то сломал.
Доктор подошел к нему и помог снять куртку, а затем согнул руку Эдварда.
— Здесь больно?
— Немного.
— У вас сломана ключица, — после короткого осмотра заключил врач. — Требуется фиксирующая повязка, дружище.
— Я уж и правда подумал, что переломал кости. Через сколько заживет?
— Не переживайте, самое большее — через три недели.
— Я не переживаю, только, видимо, на месяц придется отказаться от охоты.
Эдвард заехал к доктору Рамзи и после перевязки вернулся в Корт-Лейз. Берта удивилась, увидев, что муж приехал в коляске. К нему уже вернулось обычное благодушие, и он со смехом рассказал ей об инциденте.
— Ничего страшного, разве что обвязали меня, будто мумию. Даже не знаю, как теперь принимать ванну.
На следующий день его навестил Артур Брандертон.
— Ну что, приятель, переупрямил тебя жеребчик?
— Вот еще! Через месяц я буду в порядке и покажу чалому, кто из нас главнее.
— Мой тебе совет, не садись больше на него. Этот финт с подгибанием ноги может стоить тебе жизни.
— Чепуха! — фыркнул Эдвард. — Еще не родилась та лошадь, которую я не сумел бы объездить.
— Послушай, Крэддок, вес у тебя немалый, а кости не такие крепкие, как пятнадцать лет назад. В следующий раз падение может закончиться плохо.
— Вздор! Не записывай меня в старики. Я никогда не боялся лошадей, не собираюсь бояться и впредь.
Брандертон пожал плечами и ничего не сказал, но позже наедине переговорил с Бертой.
— Берта, на вашем месте я бы уговорил Эдварда избавиться от этого жеребца. Это животное опасно. Если конь опять начнет выкидывать свои штуки, вашего мужа не спасет никакой опыт.
Берта глубоко верила в то, что Крэддок мастерски владеет искусством верховой езды. Пусть даже что-то ему не под силу, все равно он один из лучших наездников во всей Англии. Тем не менее она решила поговорить с мужем.
— Да что за глупости! — возмутился он. — Значит, так: в будущем месяце, одиннадцатого числа, мы едем охотиться в те же места, на поля Колтера. Я сяду на чалого, и, клянусь, он возьмет эту чертову изгородь!
— Ты ведешь себя безрассудно.
— Ничего подобного. Я всегда знаю, на что способна лошадь. Этот жеребец может прыгать, если захочет, и, клянусь Богом, я заставлю его это сделать. Если сейчас оробею, мне уже не быть хорошим наездником. Когда тебе уже почти сорок и ты вылетаешь из седла, нужно обязательно повторить попытку, иначе лишишься самообладания, и тогда уж все. Сколько раз сам был тому свидетелем.
