Кессиас на ходу притиснул его к себе и прошептал на ухо:
— Трое нищих, Ренфорд. Они убиты. Как нам теперь быть с вашими заверениями?
Лайам вздрогнул от неожиданности.
— Где?
— В чем дело? — спросила нагнавшая их Грантайре.
— На Макушке, — сказал Кессиас, игнорируя сторонний вопрос. — Вы понимаете, что это значит?
— И вы… вы полагаете, что их убили воры?
— А кто же еще? — зарычал Кессиас. Оставшийся путь мужчины проделали молча — эдил рассерженный, мрачный, Лайам не на шутку встревоженный.
Наконец вдали замаячили еще двое стражников с фонарями. Они дежурили у входа в узенький переулок, образуемый глухими стенами двух богатых особняков.
— Здесь, — сказал Кессиас. — Возьмите фонарь.
В глубине переулка уже мелькал какой-то огонь, но Лайам послушно принял фонарь из рук ближайшего к нему караульного. Потом он вздохнул, на мгновение прикрыл глаза и решительно зашагал вперед.
Он слышал, как за его спиной эдил что-то спросил у Грантайре, но та шикнула на него, и Кессиас замолчал.
— Я так не думаю, — сказала волшебница и, нагнав Лайама, пошла рядом, держась за его локоть. Щель, по которой они шли, была очень узка сюда не залетал даже ветер. Там, где она расширялась, делая поворот, стояла старуха, высоко вздымая над головой зажженный фонарь. Три недвижные фигуры, лежащие перед ней, походили на кукол, брошенных наигравшимися с ними детьми.
Лайам остановился, надеясь, что не зашел далеко и что черная лужа, в которой лежали несчастные, не коснулась его сапог. Судя по всему, ужасное злодеяние свершилось совсем недавно — кровь еще не успела ни подсохнуть, ни замерзнуть.
Старуха повернула голову и сказала:
— Доброго вам, мастер Ренфорд, здоровья.
— И вам того же, матушка Джеф, — ответил он, не в силах отвести глаз от жуткого зрелища.
— Видите? — спросил обвиняющим тоном подошедший эдил. В его голосе звенели обида и ярость. — Их трое!
— Вижу, — пробормотал Лайам. Ему нечего было больше сказать. Жалкие лохмотья на недвижных фигурах явственно выдавали в них нищих. Тихое, безветренное местечко идеально подходило для отдыха побирушек, но два выхода на разные улицы делали его идеальным и для засады.
«Выходит, их смерть на моей совести, — подумал Лайам. Он подошел ближе, приподняв полы плаща. — Смерть Шутника нет, но этих троих — да!»
Он слышал, как Грантайре спросила:
— Вы знаете, кто это сделал?
И слышал, как в ответ прозвучало язвительно-горькое:
— Спросите у Ренфорда.
Убийцы действовали чрезвычайно жестоко. Один мертвец валялся под самой стеной, словно его отбросила туда страшная сила. У него не хватало нижней половины лица. Руку второго нищего все та же сила выкрутила, как тряпку, — в двух местах наружу торчали белые обломки костей. Несчастный лежал лицом вниз, и под шапкой слипшихся от крови волос угадывался глубокий пролом. Матушка Джеф загораживала от Лайама третье тело, но и увиденного было достаточно, чтобы подметить одну странность…
— Кто-нибудь может сказать, как все это случилось? Свидетелей нет? — Лайам выпрямился и жестом попросил матушку Джеф посторониться. Та молча повиновалась.
— Нет, — кратко ответил эдил. Лайам знал, что прячется в этой краткости. Квестор, какого черта вы выкобениваетесь? Нам обоим и так ясно, чьих это рук дело! Но Кессиас все-таки счел нужным добавить: — Их забили дубинками.
Лайам покачал головой.
— Я так не думаю…
Он закрыл глаза, стараясь припомнить уроки полевой хирургии. Залитая кровью палатка, ужасные инструменты, жуткие крики раненых, характерные раны…
Лицо третьего нищего также было разбито страшным ударом.
— Похоже, все эти раны нанесены одним орудием. Булавой или шипастым шаром на цепи — моргенштерном. Зачем пускать в ход моргенштерн там, где хватит ножа? — Он задал вопрос самому себе, хотя и произнес его вслух. Матушка Джеф тронула Лайама за руку.
— Откуда вы это узнали?
Вопрос был задан сочувственным тоном. «Конечно, она ведь не знает, что я повинен в гибели этих несчастных…»
— Такие раны… Вмятины… Они слишком аккуратные, слишком глубокие и очень правильной формы. Опять же, вокруг видны следы от шипов. Дубинки калечат не так.
— Булавами, моргенштернами или трехмачтовыми кораблями — мне безразлично, чем именно убили этих несчастных, — с явной неприязнью сказал эдил. — Меня интересуют только две вещи — кто это сделал и где его отыскать?
Лайам на пару коротких мгновений забыл и о Кессиасе, и о мертвецах. Он сосредоточенно думал. Ему сегодня уже приходила на ум булава, когда… когда он готовился к драке с Окхэмом в склепе…
— Присцианы… — пробормотал Лайам. Ему ярко представился шипастый шар, лежавший на самом древнем из саркофагов. «Ну так и что же? — спросил он себя. — Уж не подозреваешь ли ты, что сама госпожа Присциан, вооружившись этой штуковиной, так основательно отделала этих несчастных?» Шутка не удалась. И вообще, переулок, залитый кровью, к шуткам располагал очень мало.
— А ведь этих троих убили точно так же, как и того бедолагу, — сказала вдруг матушка Джеф, обращаясь к эдилу. Лайам встрепенулся, заметив, что Кессиас согласно кивнул.
— Какого еще бедолагу? — спросил он и тут же сам понял какого. — Нищего, убитого прошлой ночью? — Слабая искра догадки загорелась в его мозгу.
— Да, — отозвалась матушка Джеф, горестно покачав головой. — Вы знаете, кто это сделал?
— Нет, — сказал Лайам. Он выпрямился и с вызовом посмотрел эдилу в лицо. — Нет, я не знаю. Не знаю — если эти убиты так же, как тот.
Оборотень обещал, что не предпримет против нищих никаких действий до оговоренного срока, — и у Лайама не было оснований не верить ему.
— Да не смешите вы меня, Ренфорд! — взорвался эдил. — Вы распрекрасно знаете, чьих это рук дело! И вы немедленно найдете этих людей и передадите властям! Я думаю наш разговор на этом закончен!
— Нет, не закончен. Послушайте, Кессиас… У них не было оснований затевать эту войну. Они уже знают, что мы поймали убийцу их человека! Я им давным-давно о том сообщил, — слова Лайама не отражали точного положения дел, но некоторое зерно правды в них содержалось. Эдил только сверкнул глазами и, круто развернувшись на каблуках, зашагал к выходу из переулка, однако его место тут же заступила Грантайре.
— Так вы и впрямь не знаете, кто это сделал?
— Нет, — сокрушенно вздохнул Лайам, и это уже была совершенная правда. Слишком многое говорило, что воровской клан в деле никак не замешан. Во-первых, в отместку за Шутника воры должны были бы убить только одного человека, а ни в коем случае не четверых, во-вторых, Мопса ясно сказала, что результатами Оборотень доволен. А в-третьих… в-третьих, какой уважающий себя вор пойдет на дело с оружием, которое нельзя спрятать под курткой? Разве можно карабкаться в темноте через стены с моргенштерном в руках?
