Управляющий замком едва не задохнулся от негодования.
– Да как осмеливаются твои господа порочить имя Бхаалейна? – прогремел он. – Когда, где нарушали свое слово владетели этой земли? От века она такого не упомнит!
Толмач вздрогнул было, но потом стал твердо.
– Ваши дружинники, – пояснил он, не спрашиваясь у сотника, – напали на становище беззаконников, которым наши воеводы… продавали, – от управляющего не укрылась едва заметная запинка, с которой толмач выговорил это слово, – громовое оружие. Это… внутреннее дело Эвейна, и по нашему закону мы не можем поднять голос в их защиту. Но при этом погибли трое наших… приказчиков, так будет правильно?
Раатхакс кивнул. Для человека, учившего язык Серебряной империи без посредства чародеев, толмач изъяснялся на нем весьма гладко.
– Наши воеводы, – продолжал Лейв, – считают, что вы виновны в гибели советских людей, и требуют извинений.
– Ши, – надменно ответил Раатхакс, – не могут ничего требовать от владетеля Бхаалейна.
Толмач, задумчиво покосившись на него, перевел.
– В таком случае, – пришел через него ответ, – чего стоит договор, который заключило с вами наше правительство?
Последнее слово управляющий не совсем понял – ни «императорский двор», ни «совет гильдий» не передавали его смысла в полной мере, – но оскорбительное значение вопроса было ему вполне ясно.
– Твои слова могут быть рождены незнанием или злодушием, – ответил он. – Ради вашего же блага сочту, что первым. Никогда еще владетели Бхаалейна не нарушали священного слова. Ваши демоны находятся под его рукой, покуда не нарушают законов гостеприимства. Трое приказчиков, о которых идет речь, – если то были приказчики, ибо воевода наш утверждает, будто они дрались, как воины, – Раатхакс не смог удержаться, чтобы не вернуть демонам оскорбление, пусть и не в лицо, но заклеймив их лжецами, – эти трое стакнулись с врагами владетеля и тем отказались от его покровительства. В их смерти – только их вина.
Толмач опять посоветовался с сотником, которому беседа явно наскучила.
– Наши воеводы, – проговорил он с явной неохотой, – не желают, чтобы их подручных убивали чужеплеменники, не спросив ни имени, ни чина. Они не считают, что подобное нарушение договора служит поводом для его немедленного и безоговорочного расторжения, но требуют, чтобы владетель Бхаалейна извинился перед ними за сие досадное происшествие.
Фраза была такая длинная и витиеватая, что к ее концу с толмача градом катился пот.
Управляющий на миг прикрыл глаза, пытаясь вникнуть в смысл услышанного. Что за притча? Так полагают безумные ши, будто ат-Бхаалейн нарушил данное им слово, или нет? Если полагают, то… дальше и говорить не о чем, Тауторикса кликать надобно, с дружиной. Если же нет и все ж требуют извинений… тут и воеводы не надобно. Из глубин Раатхаксова сердца, точно из колодезя, поднимался черный, холодный гнев, и казалось – вот еще немного, и выхлестнет он, и дородный управляющий, сбросив груз прожитых лет и набранных пудов, сам набросится на оскорбителей.
Раатхакс неторопливо окинул взглядом щуплого толмача.
– Передай своим хозяевам, смерд, – произнес он величаво, – что Рахтаварин ит-Таварин ат-Бхаалейн называет их лишенными чести. Именем Серебряного закона подобное оскорбление должно смываться кровью.
* * *
– О чем там еще толкует этот пузатый урод? – поинтересовался капитан Бобрушков.
Лева Шойфет беспомощно пожал плечами.
– Не совсем понимаю… – замялся он.
– А какого хера? – возмутился капитан. – Они тут что – совсем кретины? Лыка своего зеленого не вяжут?
– Он говорит, что оскорбление, которое мы ему нанесли, должно смываться кровью, – не без тайного удовлетворения процитировал Лева. – Сколько потребуется крови, я не уточнял.
Капитан уставился на надменного Раатхакса.
– Он что – больной? – только и выдавил он.
– По местным меркам – едва ли, – ответил Лева. Он уже усвоил, что может говорить почти все, что захочется, если только выдать эти слова за перевод с эвейнского. Или комментарии к переводу. – Он придворный… в общем, он ко двору местного феодала приписан. Я сейчас попробую поподробнее его расспросить…
Он пустился в дискуссию с посланцем владетеля Бхаалейна, а капитану Бобрушкову оставалось только беспомощно выслушивать многосложные эвейнские слова, сыпавшиеся из Левы, точно макароны с вилки.
– Он вызывает нас на поединок, – внезапно прервавшись, перевел Лева. – То есть не он лично, а его господин с войском. – Он помедлил, прислушиваясь к словам парламентера. – Говорит, что из уважения к себе, а не к нам не станет выводить в поле всю свою дружину, а ограничится равным числом бойцов… чтобы никто не мог назвать его трусом.
– Товарищ военный переводчик, – с трудом переведя дыхание, выдавил Бобрушков. – А вы ему объяснили, что такое БМД?
Лева снова пустился в объяснения, размахивая руками на манер ветряной мельницы. Раатхакс презрительно глянул сначала на капитана, потом на БМД, плюнул в траву и развернулся. Его прямая, как палка, спина еще долго маячила перед глазами у ошарашенного Бобрушкова.
Капитан не мог поверить, что местные жители решатся напасть на его отряд, до той минуты, когда ворота замка распахнулись и дружина владетеля Бхаалейна под его родовыми знаменами не вышла торжественным шагом на разводной мост.
* * *
Перед началом боя у Калея ит-Велта всегда дрожали руки.
Раньше он довольно долго и безуспешно пытался с этим бороться, сейчас же перестал – в конце концов, колотень прекращалась сразу, стоило только сделать первый шаг в сторону врага. А раз так – то и внимания особливого ей уделять не след. Мало ли кто чем перед сечей балуется. Кто Керуну хвалу шепчет, Энке-одноглазый, тот всегда диев нехорошо поминает, а у него, Калея, руки вот – и что с того?
Вот и сейчас, стоило только Тауториксу потянуть из ножен меч – и не успел еще сверкающий клинок, описав дугу, указать на едва различимую цепочку ши, как дрожь тут же прошла, ровно и не было ее никогда.
Калей тоже достал меч – не торопясь, потому что до ши было еще топать и топать. Жаль, что воевода приказал выступить по-пешему, подумал он, на конях бы в два счета домчали до демонского строя. Видать, крепко запали воеводе в душу шиевы подземные ловушки. Хотя б когда они успели их спрятать под стенами замка?
И, словно в ответ на его мысли, впереди раздался одинокий хлопок, затем еще и еще – и пошли вспыхивать на поставленном огневиками щите алые капли.
– Слава!
– Слава! – подхватили десятники зычный рык воеводы.
Бегом так бегом, подумал Калей, перехватывая меч поудобнее. Все равно они не могли бежать быстрее, чем чародеи, держащие щит, – рой огненных пчел хоть и поредел, но не иссяк, и дружинник хорошо представлял, что случится с любым, посмевшим выйти из-под защиты. А пока… пока пусть демоны поближе познакомятся с родовым даром Бхаалейна.
