залечила раны на моем теле, душа все еще испещрена крошечными трещинками, которые угрожают меня в конечном итоге погубить, если я не найду способ их залатать, да поскорее.
Я не могу утонуть.
Мне нужно научиться плавать.
– В воду залезешь здесь, а потом направишь маму к впадине.
Отец, красные глаза которого говорят об очередной бессонной ночи, показывает на участок океана, граничащий с ракоччинскими лесами, последним клочком вороньей территории.
– Я повесил твою юбку на ствол дерева. Когда я уходил, твоя мама кружила рядом с ним. Эрвин остался за ней присматривать.
Сердечные спазмы, вызванные переизбытком эмоций, вина и недостатком сна, ослабевают при упоминании о том, что меня ждет Мин… мама.
– Я отнесу тебя… – Отец отрывает взгляд от карты и сердито смотрит на Лора, который расхаживает по библиотеке в таком бешеном темпе, что его тени рассеиваются. – Нет. Отнесу я!
Должно быть, Лор отвечает нечто резкое, потому что Кахол прищуривается.
– Радуйся, что я вообще позволил тебе нас сопровождать. – Еще одна пауза. – Я тоже знаю, где ты упал, Морргот. Я видел, как ты, на хрен, пролетел прямо передо мной, чтобы перехватить ту стрелу. Кстати, чертовски глупо с твоей стороны.
Я вскидываю брови.
Отец выставляет вперед свои ручищи.
– Глупо, потому что огромный кусок обсидиана зацепился бы за коралловый риф, а не проскользнул мимо него, как твоя железная мелюзга.
Не будь я так взвинчена, меня бы позабавило такое описание ворона Лора, однако пока я не способна ни на что иное, кроме как качать воздух в рот и наружу. Я еще даже не в воде, а уже задыхаюсь. Так! Надо успокаиваться.
Миссия отменяется.
Глубокий вдох. Глубокий выдох.
Миссия в силе.
Взгляни на себя.
Нет, ты взгляни на себя.
Фэллон, – рычит он.
Идем возвращать твою мелюзгу, Лор.
Моя остро́та заставляет его остановиться.
Надо было позволить той стреле пронзить твоего отца. По крайней мере, тогда он бы не учил тебя всяким глупостям.
Я прерываю свое дыхательное упражнение для широкой улыбки.
При виде нее Кахол хмурится, затем качает головой и засовывает руку в карман брюк.
– Вот. – Он протягивает мне кожаный шнурок с морской раковиной. – Твоя мама носила такую на шее, чтобы при необходимости уколоть палец.
Мгновение я просто пялюсь на подарок, затем быстро собираю волосы и приподнимаю, чтобы отец мог повесить шнурок мне на шею. Он затягивает застежки, пока раковина не оказывается в ложбинке на горле.
– Спасибо, дайи.
– Ну это не железный клинок, – бурчит отец. Очевидно, он не знает, как принимать благодарности. – Готова?
Я разглаживаю черное боди, которое надела по такому случаю, затем кладу ладонь на заостренную морскую раковину и киваю.
– Готова.
Но действительно ли я готова?
Глава 55
Едва на бушующей поверхности залитого оранжевым светом океана проступает ярко-розовая чешуя, на сердце становится немного легче. И пусть воды кишат патрулями фейри, пока со мной мама, а также отец и Лор, мне ничего не страшно.
Хотя я не верю в богов фейри, я верю в Котел.
– О, великий создатель воронов, прошу, не забирай их, – бормочу я, порыв ветра подхватывает мои слова и уносит по соленому воздуху в холодную тьму.
Из-за созданных Лором шквалов, сотрясающих леса, и времени суток нашу маленькую группу не обнаружат даже чистокровные. По мере того как отец подлетает все ближе к поверхности океана, вся наша монтелючинская делегация мчится к облачному пологу и исчезает за пушистой белизной.
Вот и прибыли. Голова кружится от предвкушения, в то время как живот сводит от нервов. И вина. Боги, зря я так налегала на алкоголь. Пытаясь утихомирить плещущуюся в желудке жидкость, я прокалываю три пальца о морскую раковину и провожу ими по горлу, как учил Юстус.
Лор, который не произнес ни слова за все два часа пути, следит за движением моих пальцев.
Сколько продержатся жабры?
Долго. Во мне течет кровь Мериам.
При упоминании имени моей бабушки у него заметно портится настроение. О, как чудесно будет, когда эти двое наконец встретятся…
Лор, едва почувствовав, что заклинание теряет силу, я мигом выплыву на поверхность и нанесу кровь заново.
Поверхность будет кишеть гребаными фейри.
Он, разумеется, подразумевает живые патрули, тем не менее я представляю море, усеянное обезглавленными телами.
Раздается карканье отца, что, к счастью, прогоняет жуткие фантазии. На зов наружу высовывается Минимус. То есть мама.
«Минимус – твоя мама. – напоминаю я себе. – Твоя. Мама. Фэллон. Он – это она. И даже не маресерпенс».
«Или же она просто маресерпенс», – шепчет тоненький голос.
Я затыкаю этот голосок – пессимизм не в моем стиле – и приковываю взгляд к маминым большим ониксовым глазам.
Отец приземляется, затем складывает крылья. Хотя мне не нужно задерживать дыхание, я инстинктивно хватаю ртом воздух. Мама ныряет, а мгновение спустя появляется вновь прямо рядом с моим отцом.
Точно так же, как с неоседланной Фурией, я перекидываю ногу через спину отца и соскальзываю. Вода удивительно теплая.
Пока я плыву к ожидающему меня змею, отец преобразуется в дым, а затем уходит под воду. Поскольку он не способен долго сохранять форму, вскоре он вновь покрывается перьями и всплывает на поверхность, как пробка, от его досады дрожит жидкое и темное, словно чернила, пространство.
Как только ты станешь целым, я потребую солнечного света на несколько дней, Лор.
Меня окутывают его тени.
Как только я стану целым, то уберу облака и поджарю наше королевство до хрустящей корочки. Я буду воспринимать каждое твое желание как приказ.
Я почти прошу, чтобы он поджарил Люче независимо от исхода сегодняшнего дня, но это выявит мою неуверенность, а я объявила войну сомнениям.
Мама прижимается носом к моей шее и принюхивается. Затем высовывает свой раздвоенный черный язык и облизывает мою кожу.
Упс! Впиталась ли кровь? Я опускаю голову под воду. Воздух проходит через полосы на коже, и напряжение в легких и сердце ослабевает.
Змей опускает нос под воду и проводит языком по подушечкам моих проколотых пальцев. От нее не укроется ни одна рана.
Пока волшебная слюна залечивает крошечные порезы, перед глазами вспыхивает картинка: разноцветные существа кружат вокруг того, что напоминает тарекуоринскую аллею, пространство окружено коралловыми рифами, мерцающими так, будто украшены драгоценными камнями. Затем фокус переключается на белую статую. Хотя я видела маму Данте вблизи всего раз – на его выпускном в Скола Куори, – я сразу узнаю ее мраморное подобие.
Видение исчезает, и я возвращаюсь в бурлящий
