не успела привыкнуть. Можно выучить язык и принять традиции, но погода еще долго будет напоминать о том, что ты чужая.
— Пришли, — выдохнул белое облачко пара прямо ей в лицо Вадерион, резко обернувшись, отчего Элиэн врезалась прямо ему в грудь. Не успела она очнуться, как сильные руки подхватили ее за плечи и развернули. Перед ее взором предстал императорский замок, черный в сияющей звездами ночи, возвышающийся над лесом и Меладой.
Вадерион крепко обнял Элиэн со спины, внося еще большую сумятицу в ее душу. Ей было так больно чувствовать, каждое движение, каждая мысль приносила лишь страдания.
— Помнишь, ты спросила меня, для чего я построил такой большой замок? — его горячее дыхание щекотало ухо, вызывая нервную дрожь во всем теле. — Тогда я ответил, что пытаясь самоутвердиться. Я солгал тебе, пытаясь скрыть истину — я построил огромный замок для своей семьи. Я хочу семью, большую семью. Хочу чувствовать тепло чужих рук и ругаться по мелочам. Когда мой отец и сестра погибли, мой мир, тогда еще совсем детский, рухнул. Я думал, что все изменилось, но когда годы войны остались позади, я вновь вернулся к тому, с чего начал. Знаешь, как я выбрал это место? — его шепот, вопреки всему, успокаивал. — Все просто, котенок. Мы с войском уже прошли это место, а я зачем-то вернулся, уже не помню. Остановился на краю этого леска и посмотрел на утес — единственное возвышение посреди бескрайних лугов и полей. Тогда я понял, что хочу возвести здесь замок — свой дом, в который я однажды приведу тех, кого назову семьей.
Он мягко развернул ее к себе, а потом медленно опустился перед ней на оба колена — прямо в снег.
— Вадерион, встань! Ты замерзнешь! — она вцепилась в его плечи, то ли пытаясь поднять его, то ли ища в нем равновесия для себя.
— Элиэн Леранэ… — начал он, не обращая никакого внимания на ее слова.
— Я Шелар’рис…
— Элиэн Леранэ, ты станешь моей супругой перед миром и Тьмой?.. Я люблю тебя, хес’си, останься со мной, — добавил он таким голосом, что она перехватила его руку, заглядывая в глаза и мечтая навсегда остаться в этом моменте. Он смотрел на нее с любовью, и впервые в жизни она видела Вадериона, позволяющего себе говорить о чувствах.
— Я не идеален, и я не изменюсь, но я буду любить тебя, Элиэн. Потому что ты моя хес’си.
Ком застрял в горле, мешая говорить, и она резки кивнула, обвивая его шею. Он тут же поднялся, закружил ее в объятиях.
— Скажи это, — почти приказал он, властно и горячо целуя ее. — Скажи «да», иначе я сойду с ума.
— Да, — прошептала она, со всем возможным пылом отвечая на поцелуй. — Да, да, да.
Все смешалось, их руки, губы, мех плащей и горячее дыхание, вырывающее в воздух белыми облачками пара. Они стали единым целым, на целый миг они слились, став миром друг для друга.
Сзади, меж деревьев, раздался рык. Вадерион с раздражением закатил глаза и попросил (почти вежливо!):
— Отвернись и постой здесь немного.
Элиэн послушно развернулась и принялась разглядывать темный ствол дерева, слушая волчий вой, рык и хруст костей. Несущий Смерть вспорол брюхо последнему стражу леса, и Вадерион, пышущий злостью, вернулся к оставленной возлюбленной.
— С каждым годом все наглее и тупее. Животные ведь должны чувствовать, на кого нельзя нап… Элиэн? Элиэн!
А Элиэн не слушала его, а прислонившись спиной к дереву, хохотала от души.
— Ты чего, котенок? — полностью деморализованный поведением супруги, поинтересовался Вадерион. Элиэн шагнула вперед, уперевшись руками в широкую грудь любимого.
— Ты такой… — она улыбнулась. — Как ребенок. Не злись.
— Хороший момент испортили, — проворчал сбитый с толку Вадерион и прищурился. — Ты совсем что ли не испугалась?
— Нет, — как само собой очевидное ответила Элиэн. — Ты ведь был рядом.
Его реакция на эти слова превзошла все ожидания: Вадерион подхватил ее на руки, прижимая к себе, как самое дорогое на свете сокровище.
— Что ты делаешь⁈
— Держу свое счастье, — абсолютно серьезно ответил он, и она молча прижалась к его груди, чувствуя себя безмерно счастливой.
— Вадерион?
— Что, хес’си?
— Я понимаю, что испорчу момент похуже волков, но мне холодно. Пойдем… пойдем домой.
— Пошли, — кажется, сейчас он готов был согласиться на любое ее предложение. Вот только спустя пару шагов Элиэн поняла, что опускать ее Вадерион не собирался.
— Вадерион, поставь меня на землю?
— Чтобы добраться до земли, тебе придется хорошенько покопаться в снеге, — мимоходом заметил он. — Нет, я не отпущу тебя. Кто знает, что придет тебе в голову.
— Кто бы говорил, — проворчала она, лишь еще сильнее прижимаясь к груди и пряча замерзший нос в густом мехе его плаща. Хотелось плакать и секса, а еще Вадериона — всего без остатка.
— В твои покои? — вопрос вырвал ее из сонных грез.
— Нет, хочу остаться у тебя, — она оглянулась, осматривая сплошь черные и какие-то пустые покои. — Ты ведь не будешь против?
— Я? Я тебя никуда больше не отпущу, котенок, — темным тягучим голос произнес Вадерион, опуская ее на огромную кровать и принимаясь споро раздевать, демонстрируя поразительную ловкость и сноровку. Она запустила руку в его мягкие белые, как снег, волосы, притянула к себе.
— Я люблю тебя.
— И я тебя хес’си.
Боль отступала: с каждым вздохом, поделенным на двоих, с каждой минутой, проведенной в его объятиях, с каждым взглядом, пробирающим до костей. Она знала — пройдут года, но тот зимний лес и замок на утесе навсегда останутся в ее памяти. Так тяжело было принимать решение, так невыносимо больно — доверять, когда привык бороться. Она сдалась — сдалась своей любви. Простила все, что было в прошлом, принимая слова Вадериона за истину. Обманется ли она? Нет — это она знала точно. И не потому что верила в признание Вадериона о любви, а потому что вчера в той заснеженной сказке он приоткрыл ей часть своей души, рассказав о сокровенном желании.
Утром — вот новость! — она проснулась первой. Вадерион спал рядом, и лицо его показалось Элиэн уставшим и осунувшимся. Она провела кончиками пальцев по его испещренной мелкими серыми шрамами скуле и поднялась. Несмотря на романтичность момента, потребности тела взяли вверх. Она огляделась в поисках халата, запоздало вспоминая, что сегодня ночевала не в своих покоях. Найдя вчерашнее платье, она с разочарованием откинула его — оно все было в засохшей крови. Видимо, испачкалась о Вадериона, тот-то весь изгваздался в кровище лесных волков. Немного подумав, она без зазрения совести взяла одну из рубашек
