Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– Нет. У Александра Самойловича, господина Фигнера.
– Был такой. Утонул потом в Эльбе. Правду говорят, что он пленных казнил?
– Капитан Фигнер строгий был мужчина. Бывалыча, выстроит их так вот, в линию, и идет слева направо с двумя пистолетами. Самолично стрелял, никому не доверял. Бахнет двоих, пистолеты мне передает, а я их заряжаю наново и ему опять вручаю. Из правого-то конца прибегут, в коленях ползают, чтобы, значит, их пораньше кончили… Тяжело ждать-от, покуда до тебя очередь дойдет. Да… Но Александра Самойлыч никогда таких поблажек не давал; ждите, говорит, настанет и ваш черед. А когда пуль-от мало было, жалко тратить, так он мне поручал казнить. Возьмешь эдак-то французика за волосья, задерешь ему голову, и чирк ножом по горлу! Тут главное не запачкаться, потому кровь на два аршина вылетает; ну да у меня особливый армяк был, из опойки, мылся хорошо… А господин Фигнер рядом стоит, смотрит, так ли я делаю. Никогда никаких замечаний я не получал, токмо ихнее одобрение!
– Ты только безоружных убивал или в атаку тоже бегал?
– А кака у партизан может быть атака? Все сподтишка. Партизаном-от хорошо мне было… Зарежешь, эта, французика – перво-наперво мешок его смотришь, что в нем. А опосля лезешь в сапоги. Самы-от хороши вещи он тама прятал. Вот… Я из отряда с капиталом вышел!
– А почему вышел? Кампания кончилась?
– Не… Солдаты убить меня порешили. Палачу, говорят, на тот свет пора, полно ему душегубством заниматься. Дураки! Война же… Фигнер не дозволил. Он меня любил. Говорил: ты железный, а они слякоть. И не отдал меня солдатам. Отпустил. Иди, бает, Паисий, а то недогляжу я, и стрельнут оне тебя вдругорядь. Выхлопотал мне медаль и отправил домой. Вот…
К такому-то партизану Благово и решил наведаться с расспросами.
Дед, как всегда, восседал на завалинке и смотрел на улицу стариковскими совиными глазами.
– Здравствуй, Паисий Федотыч, – поклонился статский советник, присаживаясь рядом.
– А здравствуй и ты, барин.
– Слыхал? Мишку Телухина в пруду нашли, с жерновом на шее. Все думали, что он убежал, когда барский дом ограбил, а он в пруду… Или Мишка дом не грабил?
Паисий живо повернул голову к собеседнику, поглядел внимательно и зорко.
– А правду говорят, Павел Афанасич, будто ты сыщиком служишь в Нижнем?
– Правду.
– Ну, а ежели ты сыщик, так и сыщи злодея.
– Найду, дедушка, не беспокойся. Это я хорошо умею делать.
– Знавал я одного сыщика. Яковлев фамилия. В Москве дело было, шестьдесят годов назад. Слыхал о таком?
Благово, разумеется, знал о знаменитом сыщике Гавриле Яковлевиче Яковлеве. Он был оставлен графом Ростопчиным в Москве после очищения ее русскими войсками специально для поджогов. С этой задачей мелкий полициант справился и исправно спалил Первопрестольную, занятую французами. Заодно, говорят, хорошо пограбил при этом в брошенном городе. Карьера его началась уже после войны. Яковлев отличался крайней беспринципностью и жестокостью. Он умело запутывал в свои сети состоятельных людей, заставляя их потом откупаться. Ему было все равно, виновен человек или нет. Поскупившийся на мзду шел в Сибирь за чужие грехи, а истинный злодей гулял на свободе. Применяя неслыханные пытки, сыщик заставлял признаваться в преступлениях и совершенно невиновных людей. Зловещая слава нового Ваньки Каина до сих пор не забыта… При том Яковлев действительно отличался замечательным знанием преступного мира Москвы. Он раскрыл множество убийств и краж, лично арестовывал злодеев, часто рискуя при этом жизнью, неоднократно был ранен и лишь чудом избежал смерти при исполнении своих служебных обязанностей.
– Ты мне, дедушка, лучше про Мишку расскажи, – попробовал повернуть русло беседы Благово, но Паисий был к этому не расположен.
– Что Мишка? – ответил он. – Гиль, вздорный мужичонка, не стоит он мово разговору. А ты, бают, имение продаешь?
– Да. Хочу в Петербург перевестись. Вот приехал проститься.
– А и правильно. Езжай, нечего тебе здесь делать.
– Это как понимать?
– А как я сказал, так и понимай. Мы ведь помним, как вы, Благово, нас пороли… Я еще твоего прадеда знавал и деда Василья Арсентича не забыл!
– Которого мужики на пашне задушили?
Об этой истории в семье Благово старались не говорить. В двадцатых годах дед Павла Афанасьевича был зверски убит собственными крепостными прямо средь бела дня на пахотном поле. Трое мужиков, непосредственных душителей, были пожизненно сосланы в Сибирь. Сын убитого, Афанасий Васильевич, навсегда сохранил в глубине души страх перед стихийной крестьянской силой и безуспешно пытался передать его сыну.
– Того, того… Полдеревни перепортил, покуда его не угомонили. Теперь в аду горит…
– А те трое, что в Сибирь пошли – они где пребывают?
– Те трое? Могет, и в раю. За муку свою безвинную. Барина они пальцем не тронули. Убивали совсем другие, а этих мир назначил за общество пострадать.
– Как это можно «назначить» взрослых людей идти на вечную каторгу за другого дядю?
– Мир назначил – и пошли. Никчемные все мужики были, такие же, как твой Мишка. Пусть хоть так обществу послужат! А семьи их взяли за то на содержание. Которые взаправду убивали, кормили и поили тех все года, покуда дети не выросли, а старики не померли. Нешто справному мужику на каторгу идти? Чудной ты, барин; чай, на это лодыри есть.
– А кто взаправду убивал?
Старик пожевал бесцветными губами, потом нехотя ответил:
– Их уж в живых никого нет. Окромя меня.
Ошарашенный услышанным, Благово долго молчал, потом спросил:
– А староста хоть знал об этом?
– Староста твоего деда там, на пахоте, за руки держал, покуда мы его давили. Староста завсегда все знает. Но раз он из мужиков, то барам говорит то лишь, что тем знать полагается. А чего не полагается, того не говорит.
– И много на селе таких тайн?
– Ха! Чай, среди людей живем, а где люди, там и зло. Кто Богу не грешен, кто бабке не внук? Вот десять годов назад Ваську Смыслова мертвым на гумне нашли. Вы, сыщики, поискали-поискали, да и бросили… А в позатом году Прошку Картузова на мельнице задавило. Мешки будто обрушились. Так то сын смысловский за отца мстил, восемь лет ждал… А вам все невдомек.
– А скажи-ка мне, кстати, дед, ежели ты такой всезнайка, что тогда с объездчиком нашим случилось? В семьдесят втором. Смирный был человек и честный. За что он вдруг кума убил?
– А, тот… Мешал он миру. Не давал нам в твой лес ходить. Больно ревностно службу нес. А как мужику без лесу? И так его и эдак – ни в какую! Ну, тогда объездчика твово и подговорили.
– Как подговорили?
– Начали ему нашептывать, что кум обещался его убить. Из-за бабы своей, будто.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
