Гофман-Разумов глотал слюну, но к трапезе долго не приступал, выискивая в столовой самое удобное, с его точки зрения, место. Желательно было разделить столик с язвенниками, сыроедами или активными поборниками лечебного голодания, однако таковых среди прогрессивных писателей не оказалось. Все уписывали за обе щеки. Пришлось Гофману-Разумову пристроиться рядом с Хаджиакбаровым, который, в силу своего нового статуса, не пил вино и отвергал все блюда, в состав которых входила свинина.
Не было отказа и с добавкой. Почти все потребовали себе еще вина и еще сыра. Когда Костя поинтересовался причиной столь обильного угощения, Верещалкин пояснил, что такой паек получает только президентская гвардия и то исключительно в период боевых действий.
– Это тот случай, когда к штыку приравнивается перо, – многозначительно добавил он.
– Если у вас такие же штыки, как у нас перья, быть беде, – вздохнул Костя.
Как уже повелось, его мрачным пророчествам суждено было сбыться в самое ближайшее время.
Глава 5На чужом празднике
Отведав гвардейского завтрака и оживленно обсуждая перспективы на обед, участники конгресса потянулись из столовой на воздух, который можно было назвать свежим чисто условно – несмотря на ранний час, солнце успело уже раскалить асфальт мостовых и стены зданий (это уже не говоря о бронзовом Кирове, в ладони которого сейчас можно было воду кипятить).
Верещалкин предупредил, чтобы никто не расходился, поскольку вот-вот должны были прибыть автобусы, которые отвезут участников на Праздник урожая, где им предстоит заседать в судейских коллегиях, определяющих победителей в конкурсах танцев, песен, народных ремесел и сборе винограда.
– А как же обед? – поинтересовался Гофман-Разумов, на которого глазунья и три порции голубцов (одну он выменял на вино, а вторую экспроприировал у Хаджиакбарова) никакого впечатления не произвели.
– Обед планируется провести у наших шефов на местном винодельческом заводе. Отведаете такого, что даже члены Политбюро и космонавты не пробовали, – пообещал Верещалкин и сразу умчался куда-то (такая уж у него сейчас была привычка – быстро появляться и столь же быстро исчезать).
Писатели, уже понявшие, что все здесь организовано через пень-колоду и обещанных автобусов можно дожидаться не один час, разбрелись кто куда.
Город был пуст, как и все маленькие южные городки в разгар лета. Пусты были и полки здешних магазинов. В продаже не было даже хлеба, не говоря уже о мясе, колбасах и рыбе. В избытке имелись только соль, уксус, лавровый лист да консервированный зеленый горошек в трехлитровых банках.
Оживление наблюдалось только в молочном отделе. С одной стороны толпа женщин давилась за творогом, а с другой тихо стояла очередь детишек, каждый из которых имел при себе бидончик или пластиковую бутылку. Костя уже знал, что молоко отпускается только несовершеннолетним да и то лишь по литру в день на брата. На его глазах мальчик, получивший свою норму, опустошил бидончик прямо на месте.
– Весело тут живется! – произнес малоизвестный (а лучше сказать, вообще никому не известный) писатель по фамилии Кырля, еще с вечера прибившийся к Косте.
Официально он считался представителем одной из Прибалтийских республик, хотя статуса гражданина на своей родине так и не получил. Мало того, вступив в «Союз неграждан», он вскоре был исключен и оттуда, став таким образом негражданином в квадрате.
Вообще Кырля был существом в своем роде уникальным. Если Костя губил все своей любовью, а его сынок ломал любой предмет, попадавшийся в руки, то Кырля постоянно попадал во всякие неприятные переделки.
За неполные сутки пребывания здесь он уже успел потерять ключ от комнаты, провалиться в открытый канализационный люк и подвергнуться ограблению со стороны парочки сопляков, заглянувших в общежитие к подружкам. На завтраке Кырля опрокинул на себя тарелку с глазуньей, а потом сломал зуб о камушек, случайно оказавшийся в начинке голубца.
Печать жертвы лежала на всем его облике столь же ясно, как следы тернового венца на челе Спасителя. Он словно бы искал неприятностей. Более того, со стороны казалось, что, переживая очередное злоключение, Кырля испытывает мазохистское удовлетворение.
– Ты новость слышал? – произнес он, понизив голос. – По результатам обсуждения представленных на конгресс литературных произведений кому-то из нас будет вручена Государственная премия.
– Диплом или деньги? – уточнил Костя.
– И то и другое.
– А много денег?
– Прилично.
– Тогда все ясно. Лауреатом станет Верещалкин. За автобиографический очерк «На службе светлым идеалам».
– Разве у него есть такой?
– Напишет. Или тебя заставит написать.
– Я писать-то не очень умею, – сознался Кырля. – Только заметки для многотиражки…
– Как же тебя Верещалкин откопал?
– Мы с ним когда-то на армейских сборах вместе были. Вот и обменялись адресами.
– Тогда не исключено, что премия достанется тебе, – обнадежил Кырлю Костя. – Тут порядки семейные. Все делится только между своими.
В конце концов автобусы пришли, да еще в сопровождении грузовика с вооруженной охраной. Как пояснил Верещалкин, путь предстоял неблизкий, а обстановка осложнялась с каждым днем.
– Что это хоть за типы? – поинтересовался Бубенцов, подозрительно глядя на охрану. – Ни погон, ни знаков различия. Камуфляж вроде наш, а обуты в импортные кроссовки.
– Народное ополчение, – ответил Верещалкин. – Только ты их, сотник, не трогай. Люди они дикие. Потомки не то персов, не то ассирийцев. Исповедуют чуть ли не манихейство. С казаками они еще двести лет назад воевали.
– А сейчас, значит, на вашей стороне? – На лице Бубенцова отразилось изрядное сомнение.
– Конечно! – горячо заверил его Верещалкин, сам старавшийся обходить охранников стороной. – Это еще раз доказывает, что конфликт здесь не национальный, а политический, разжигаемый извне реакционными силами. На нашей стороне здоровые силы всех народов, населяющих регион.
– Ясно, – кивнул Бубенцов. – А нездоровые силы, само собой, против. Только боюсь, туго вам придется, когда эти нездоровые силы всем скопом навалятся.
– Не распространяй панику, сотник, – поморщился Верещалкин. – Выше голову! Тебя, между прочим, в самое ближайшее время ждет сюрприз.
«Ага, – подумал Костя с горечью, – не о премии ли речь идет? Какой еще приятный сюрприз можно здесь заполучить? Не Катьку же в постель…»
Дорога шла по берегу реки, повторяя все ее изгибы. Для уроженца средней полосы, каковым являлся Костя, окружающий пейзаж представлял немалый интерес – кукурузные поля на том берегу, персиковые сады на этом, стада овец, охраняемые одними только овчарками.
Впрочем, вскоре выяснилось, что и персиковые сады, и кукурузные поля заминированы, а к овцам никто не смеет приблизиться, поскольку все пространство контролируется невидимыми снайперами.
