– При новой власти я занимаю хороший пост, – наконец сказал Чан. – Ты не похожа на француженку. Когда ты поправишься, мы сможем пожениться.
Николь ахнула и с тревогой посмотрела на него. Она совсем такого не ожидала.
– Ты же сказал, что métisse среди вас не место.
Ее воспоминания об их прежней связи давно поблекли. Свет покинул глаза Чана, а в сердце будто иссякла всякая страсть. Перед ней стоял мужчина, чей революционный запал потух. Может, он стал тем, кем и был на самом деле: не мечтателем, а практичным человеком, который, как и многие другие, просто был слишком молод, чтобы разбираться в жизни.
– Ты ничего не знаешь, – сказала она. – У меня есть ребенок.
Чан свел брови вместе и сделал шаг назад.
– Моя сестра забрала ее.
– Так все же ты французская шлюха! – фыркнул он, и его взгляд наполнился отвращением.
Николь хотела ему все объяснить, но он не обратил внимания на протянутую к нему руку.
– Чан, прости, – покачала головой девушка, – но ты обязан меня отпустить.
– Я ничем не обязан. – Чан был расстроен и даже не пытался это скрыть. – Думаю, мне стоит сообщить властям, что ты здесь.
– Вьетминь пока не встал во главе страны. Насколько я знаю, власть еще у французов.
– Они висят на волоске. У тебя есть время передумать.
Его лицо смягчилось, на нем промелькнула тень прошлого – всего на секунду она увидела прежнего Чана.
– Мы могли бы счастливо жить в комнате над магазином, – сказал он.
Николь покачала головой:
– Ты меня не слушал. Я родила дочь. У меня нет желания становиться послушной вьетнамской женой.
Чан подошел к окну и открыл ставни. С улицы донесся ужасный грохот, а с ним яростные голоса. Этот шум ворвался в комнату, оглушив Николь. Она потерла глаза, потом прикрыла их от солнца.
– Будет лучше, если ты отдашь мне магазин шелка, – сказал Чан.
Он обернулся и сурово посмотрел на нее.
– Какой толк от магазина шелка, если режим все отберет, – ответила Николь. – Но я оставлю ключи и документы на собственность, когда буду уезжать.
– Надеюсь, ты никуда не уедешь, – улыбнулся он. – Это ненадолго. Все вернется на круги своя. Раньше я не был собственником. Мы будем вместе вести дела в магазине. Когда придет время. Вот увидишь.
Боясь выдать свои чувства, Николь пыталась успокоиться, но тело отяжелело, а сердце забилось чаще. Не нужно создавать напряженную атмосферу, не стоит соглашаться или возражать в открытую. Как бы она ни хотела, но не могла просто захлопнуть дверь у него перед носом.
– Ты в порядке? – спросил Чан.
Николь кивнула.
– Как ты сможешь держать магазин на плаву?
– Я не буду это делать. По крайней мере, не сразу. Власти отправят всех работать в полях или на больших муниципальных фабриках. Частной торговли не будет.
– Дай мне подумать, – сказала Николь.
Она откинулась на подушки и прикрыла глаза. Не было смысла спорить с ним. Николь надеялась, что У Лан знала, как отвлечь кузена, чтобы дать ей уйти.
Николь скорее почувствовала, чем увидела, что он опустился на колени возле ее кровати.
– Я вернулся за тобой.
У нее снова закружилась голова.
– Все это было так давно.
– Я сказал тебе, что вернусь.
– Ты сошел с ума. Все это не по-настоящему. Но я обещала подумать, а теперь хочу спать.
Раздавленная горем, она отвернулась к стене. Чан бесшумно вышел из комнаты.
Глава 40
Николь проснулась от громкого стука. Ей снова снилось, как она тонет в реке Хюэ, и, очнувшись, она судорожно глотнула ртом воздух. На этот раз это был не сон: кто-то крепко сжал ее. В панике Николь померещилось, что огромная птица расправила крылья и хлещет ее по груди. Николь сперва не смела взглянуть на обидчика, но вот наконец открыла глаза и с облегчением вздохнула, увидев знакомое лицо У Лан. За окнами стемнело, и ее подругу окружал ореол света от небольшой лампы в углу. У Лан поднесла палец к губам, глядя на нее широко распахнутыми глазами. Когда Николь кивнула, та отпустила ее.
– Ты ворочалась во сне, – прошептала У Лан. – Не хотела, чтобы ты вскрикнула.
– Что происходит?
– Тебе нужно уходить.
– Агенты Вьетминя? – Николь подняла голову.
– Нет. – У Лан скорчила гримасу. – Ханой разваливается на части. Сюда идут дезертиры вьетнамской армии. Те, кто был с французами, воюют с Вьетминем.
Раздался сильный шум и гам, будто люди стучали в кастрюли и сковородки.
– Что это? – Николь приподнялась.
– Жители домов стараются призвать на помощь полицию. Но это не сработает.
От громкого хруста они подскочили и вцепились друг в друга.
– Вандалы! – Взгляд У Лан был испепеляющим. – Если тебя найдут, ты никогда отсюда не выберешься. Они злятся на французов за то, что проиграли в войне. А теперь им угрожает Вьетминь.
Николь в ужасе посмотрела на подругу.
– Сейчас они в магазине. На улице они пытались застрелить двух человек.
– Французов?
– Вьетнамцев, которые поддерживали французский режим. Когда они уйдут, я заберу тебя в магазин. Они не станут заходить дважды. Эти люди уносят все, что могут.
– Сюда они не поднимутся?
По позвоночнику Николь пробежал холодок. Если они найдут ее здесь, она больше никогда не увидит дочь.
У Лан покачала головой:
– Они пришли, когда ты спала.
Сердце подпрыгнуло у Николь в груди.
– И они не поднимались сюда?
– Нет. Они знают, что я двоюродная сестра Чана. Меня они не тронут. Но я должна вывести тебя отсюда, пока он не вернулся. Сейчас его здесь нет.
– Он хочет, чтобы я отдала ему магазин.
– Можешь оставить ключи у меня. Он вернется в полночь. Вы оба сможете уехать.
– Оба? Не понимаю.
– Здесь Марк.
Сердце Николь готово было разорваться от счастья.
– Он жив?
Она осмотрелась по сторонам, будто Марк мог явиться к ней из темных углов комнаты, словно призрак.
– Сейчас его здесь нет. – У Лан улыбнулась. – Когда он понял, что ты не во Франции, то отправился на виллу, но не нашел тебя там и стал искать здесь. Он вернется чуть позже.
– Марк жив, – повторила Николь, не в силах поверить. – Это правда?
У Лан кивнула.
Ощутив прилив энергии, Николь вскочила с кровати. Она надеялась, что война пощадит его, и сейчас радость и осознание того, что он жив, переполняли ее. Оживилась каждая клеточка тела. Долгое время Николь пыталась отвлечься от тоски, заглушить боль, поселившуюся в сердце, но теперь по жилам вновь побежал ток. Она воскресила в памяти прикосновения его рук, черты лица, ярко-голубые глаза. Николь помнила малейшие детали, желая вновь прикоснуться к нему. Он жив. Жив!
