Вик, после того как она привязала бомбу, о том, что она намерена вернуть Броку его собственный подарок, могли бы выглядеть обычной шуткой, если бы отец Коннера не исчез за Бычьей раной много лет назад.
— А как же мама? — спросил Коннер. Оторвав взгляд от бомбы, он посмотрел на запад, в сторону высоких вершин и заходящего солнца.
— А что с ней? — пожала плечами Вик. — Думаешь, она сильно расстроится, если я исчезну? Знаешь, сколько лет мы с ней не разговаривали?
Коннер полагал, что знает. Но он также видел теперь мать в ином свете. Видел, как она ухаживала за Лилией, как спасала жизнь Робу. Ее облик вовсе не определялся тем, чем ей приходилось заниматься, чтобы выжить. Как и для всех них.
— Это вообще гребаное чудо, — сказала Вик, — что я не ушла много лет назад.
Коннер повернулся к сестре. Об его очки шуршал песок. Он поправил платок, чтобы песок не попадал в рот.
— В каком это смысле? — спросил он.
Сестра долго молча смотрела вперед. Когда ее платок шевельнул ветер, Коннер заметил, что она кусает губы.
— Хочешь знать, почему я не хожу с вами в походы? — спросила она.
Ему еще как хотелось, черт побери.
— Почему?
— Потому что стоит мне сделать шаг в ту сторону, и я не вернусь. — Выражение ее лица невозможно было понять под темными очками и платком. — Я чувствую то же, что наверняка чувствовал папа. Там другой огромный мир. Либо там лучше, чем здесь, либо там меня ждет смерть. И меня устраивают оба варианта.
— Если ты уйдешь, я уйду с тобой.
— Нет, — рассмеялась Вик. — Никуда ты не уйдешь.
— Чушь. — Коннер почувствовал, как к глазам подступают злые слезы. — Тебе можно нырять, но мне нельзя. Ты можешь перебраться в Лоу-Пэб, но для меня это слишком опасно. Ты можешь водиться с кем пожелаешь, но Палмер — идиот, раз связался с Хэпом. — Коннер показал здоровой рукой на мачту. — Ты носишься по дюнам под красными парусами и с легионером и при этом говоришь мне, чего мне нельзя, потому что это слишком опасно? Но для тебя ведь это нормально? Сплошное лицемерие, Вик, черт бы тебя побрал!
Сестра подняла руку, будто защищаясь, и Коннер успокоился. Повернувшись к нему, Вик опустила платок, чтобы ей не приходилось кричать.
— Я вовсе не лицемерю, — ответила она. — О лицемерии можно было бы говорить, если бы меня столь же заботила собственная судьба, как заботит твоя. Но это не так. Думаю, родители прекрасно это понимают. И старшие брат с сестрой тоже.
Коннер почесал зудевшую под бинтами шею, вспоминая, как говорил Робу то, за что сейчас разозлился бы на себя самого.
— Я просто не хочу, чтобы ты ушла, — сказал он. Сарфер взлетел на пологую дюну и снова опустился, отчего Коннера сильнее затошнило. — Можешь сколько угодно говорить, что вернешься, но мы оба знаем, что этого не будет. Никто еще не возвращался.
— Никто?
Она снова натянула платок на переносицу. Они молча миновали очередную дюну. Слышался лишь похожий на издевательское змеиное шипение шорох песка о красные паруса.
— Я тогда соврал, что она ночью пришла к нам в лагерь, — сказал Коннер. — Лилия не добралась до нашей палатки. Я был там.
Вик, поправлявшая трос, замерла и уставилась на него.
— Где — там? — спросила она.
— За расселиной. С тремя фляжками и рюкзаком с припасами.
— Чушь.
Но ему стало ясно, что она ему поверила. Что она поняла. Коннер вновь сосредоточился на серебристой сфере.
— Палмер так и не появился, и я собирался оставить Роба там одного. Я в самом деле оставил там Роба. Я тайком ускользнул посреди ночи, перепрыгнул через расселину и через сто шагов наткнулся на Лилию. — Повернувшись, он опустил платок, не заботясь о попадавшей в рот песчаной крошке. — Так что, когда будешь говорить мне, или Палмеру, или Робу, что собираешься пойти туда и устроить им ад, или вернуть папу, или вернуться вместе с ним, просто знай, что я точно так же, как и ты, принял тогда решение и мне известно, каково это — лгать самому себе, зная, что я никогда не вернусь. — (Вик отвернулась и, подняв очки, утерла глаза.) — Я знаю, ты думаешь, что только попытаешься, но так же думал и папа, — продолжал Коннер. — Если ты это сделаешь, ты покинешь нас навсегда. И тогда я тебя возненавижу.
Вик снова повернулась к нему, улыбаясь и плача одновременно.
— Но ты же смог бросить Роба в той палатке? Гребаный лицемер!
И как это часто бывает между братьями и сестрами, за жестокими словами последовал смех. Слезы высохли, сменившись улыбками. Пылающее солнце опустилось за холодные горы, и безобидная на вид серебристая сфера продолжала безмятежно покоиться на носу сарфера.
57. Поколебать взгляд бога
Вик
Они думали, что облегчают ей задачу, поддерживают ее, но оттого, что они сопровождали ее до расселины, стало только хуже — как и от вида палатки, которую поставила ее семья, все вместе, совсем как в старые добрые времена. Сколько бы еды, воды и припасов они ни притащили с собой, тая хрупкую надежду на ее возвращение, Коннер был прав. Вик могла лгать им всем, обещая, что вернется, но она знала, что это не так. Как знал ее отец. Как знали все, кто пересекал ту расселину.
Она распаковала и проверила рюкзак, убеждаясь, что у нее есть все необходимое. Вода и сушеное мясо. Две буханки хлеба. Запасной платок. Ее оголовье и маска. Переносной тент для сна днем. Большой нож, который дал ей Грэхем, когда она сообщила ему новость. Бинты и мазь. Три записки от братьев. Пять пар нижнего белья, которые напомнили ей о Марко, вызвав с трудом сдерживаемое желание то ли смеяться, то ли плакать.
