шепчет Демид, когда я слегка отстраняюсь, чтобы перевести дух.
Я закусываю губу и киваю.
Тогда он медленно насаживает меня на себя.
Я утыкаюсь носом в его шею и начинаю наслаждаться. Его сильными руками на моих бедрах, неторопливыми движениями, когда он входит в меня, до упора заполняя собой, тягуче медленно выходит. Насаживает меня на свой член и так возбуждающе кайфует от этого.
Одновременно ему хочется еще и целовать.
Я выгибаюсь, подставляя под его настойчивые губы свои шею, ключицы, грудь. Наслаждаюсь тем, как короткая щетина слегка царапает мою кожу в время каждого проникновения или толчка. Вскрикиваю, когда одновременно с этим его губы собственнически втягивают соски.
Улетаю и сгораю.
— Сладкая Ульяна. Порочная, дико сексуальная… Девочка… только моя. Чистая… Охуенная… Сладкая… Любимая.
Когда Демид обнимает сильнее, буквально притискивая меня к себе, и входит в меня мощнее, я разряжаюсь очередным бурным и сильным оргазмом.
Демид не мучает меня дальше, кончает сразу же следом за мной.
Потом он, как и обещал, заботится обо мне. Завертывает в большое махровое полотенце и на руках относит меня в кровать. Я засыпаю, едва голова моя касается подушки.
А с утра, уже начиная с завтрака, меня затягивает круговорот предсвадебных хлопот.
Собственно, ничего особенного, но я должна выбрать фасон свадебного платья, и место, в котором будет проходить вся церемония. Впрочем, с местом я определяюсь сразу. Хочу в горах, на высоте. Такое вот появляется у меня желание.
— Вначале можно с гостями, но потом… в самый ответственный момент… Только ты и я. Без свидетелей. Поклянемся друг другу в вечной любви над пропастью, — говорю я.
Мы сидим за столом друг напротив друга и пьем утренний кофе.
— Почему над пропастью?
— В этом присутствует особый символизм, как наши с тобой отношения.
Демид усмехается, но ничего не говорит.
— Ты не против, я надеюсь?
— Я же сказал, как хочешь. Мне не принципиально. Платье будет?
— Я киваю.
— Тогда собирайся, поедем за ним.
Рассчитываю, что при выборе наряда Демид окажется таким же покладистым, и без особых раздумий тычу пальцем в самое скромное, но он отметает мои попытки сэкономить и в итоге мы выходим из салона с самым дорогим платьем из всех, что там нашлось.
Легким, воздушным и очень-очень красивым.
Укладываем покупку в багажник, и держим путь, как мне кажется, в сторону особняка.
— Наверное, придется месяц ждать, — рассуждаю я вслух, но ответ Демида звучит на удивление жестко.
— Поженимся сегодня, Ульян.
— Что?
— Я не хочу ждать, и так слишком долго. Я всех уже предупредил, что мы едем. Проведем церемонию, а потом, как ты попросила. Только вдвоем над пропастью.
— Но я… я не готова!
— Что останавливает? Прическа, макияж? Заехать в салон?
— Нет, нет, не надо.
— Тогда что?
— Завези меня, пожалуйста, к отцу, — вдруг, неожиданно для самой себя, выпаливаю я.
Демид, ни слова не говоря, выполняет мою просьбу.
Мы тормозим у невзрачной пятиэтажки, бывшей не так давно моим домом. Выходим из машины, которая из-за своей дороговизны кажется в этом скромном дворе чужеродным предметом, поднимаемся на этаж.
Я давлю на кнопку и жду, пока из-за двери послышатся шаги. Отчего-то начинаю волноваться и задаваться вопросами.
Зачем я пришла? Что за странный порыв?
Будем честными, за все то время, что я пропадала неизвестно где, папа (пока не могу перестать называть его так) ни разу мне не позвонил, не побеспокоился. Да и в тот раз, когда была здесь последний раз… Предал. Если бы не Демид… возможно и не стояла бы сейчас тут, как ни в чем не бывало.
И все же… все же… он ведь единственный из моей прошлой семьи. Тот, кого я знала с детства.
Но едва отец… то есть тот, кого я считала отцом, открывает дверь, как сердце слегка сжимается, настолько неуютно я себя ощущаю.
Зря я надеялась, что он все же что-то чувствовал ко мне. Разве до того, как начались все эти события. Сейчас же в его глазах только страх, страх и страх.
Если бы не Демид, стоящий сейчас за моей спиной, я бы, наверное, совсем расклеилась. Но от моего спутника как всегда веет такой вселенской уверенностью, что я приободряюсь.
— Здравствуй, — говорю я, разглядывая осунувшееся похудевшее лицо.
— Здравствуй… ээээ… дочка…
Его слова повисают в воздухе.
Мужчина продолжает стоять на пороге, нервно переводя взгляд с меня за мое плечо и обратно, мучительно соображая, что с нами делать. Во всяком случае, впускать нас ему совершенно не хочется.
Однако, едва он снова смотрит на Демида, вдруг постороняется, все же пропуская нас внутрь.
— Э… проходите. Может, чая?
Мне хочется отказаться и поскорее уйти отсюда, но я зачем-то киваю.
Мы проходим в тесную кухоньку и располагаемся за столом. Отец, я продолжаю так его называть чисто по привычке, кипятит чайник, потом заваривает дешевые пакетики. Ставит приготовленный напиток перед нами.
— Что ж, дочка, как у тебя дела? — все же интересуется он, прерывая затянувшееся молчание.
— Пап, я… замуж выхожу, — произношу я, чуть замявшись.
Отец замирает. Переводит взгляд на Демида, потом снова на меня.
— А… эээ… Что ж… Отлично. Это очень хорошее решение. Поздравляю.
Звучит наигранно, но что есть.
— Я подумала, ты должен знать. Возможно…
— Присутствовать не смогу, извини, Ульян, очень много дел. Но поздравляю еще раз.
— Что ж, ладно.
Я киваю и снова замолкаю. Отхлебываю невкусный напиток.
— Как дети? — спрашиваю через полминуты.
— Э… хорошо, спасибо. Сейчас вот на прогулке с мамой.
— Что ж… мы тогда пойдем…
Я поднимаюсь из-за стола, и отец сразу же оживляется.
— Я провожу.
У порога я несколько замедляю шаг.
— Подожду внизу, — бросает Демид и начинает спускаться по лестнице.
Мы с отцом остаемся один на один.
Я выдыхаю и вновь смотрю на мужчину.
— Только один вопрос, — произношу я, — ты когда-нибудь любил меня?
Отец молчит, пряча взгляд и по этому молчанию я сразу все понимаю.
— Ладно, но хотя бы мою маму?
— Любил, конечно любил, иначе не взял бы тебя к себе.
Хорошо, что хотя бы ее.
Я увожу взгляд и начинаю спускаться по ступеням.
— Ульян, подожди…
Я останавливаюсь и оборачиваюсь. На глазах отца блестят слезы.
— Прости, дочка. Я… пытался… я очень пытался быть тебе хорошим отцом… Прости… Не получилось, признаю. Все эти потусторонние силы. Ведьмы, демоны… В конце концов, я должен был подумать и о своих родных детях… Но я старался. И денег не жалел, ущемляя всех остальных…
В начале его речи во мне начинает расцветать что-то теплое, но конец сводит чуть
