показалось из темной древесины, покрывшейся трещинами.
Удары посыпались градом, содрогая под своей силой дверь. И дерево поддалось. Через щель, вырубленную в двери, показалось бледное лицо Кримы. Старуха просунула руку в отверстие, пытаясь открыть замок. И через секунду дверь распахнулась.
Мирре и Амелии не оставалось ничего, кроме как можно дальше удалиться от обезумевшей старухи с ножом, на котором еще виднелась застывшая кровь, словно пластилин, намазанный на лезвие. Так что они фактически забились в угол, прижавшись друг к другу.
Крима не спешила подходить, лишь угрожающе помахивала ножом.
А на улице тем временем продолжалось вакханалия звуков и взрывов. Складывалось такое ощущение, что весь город вибрирует от самых пяток, то есть от нижних уровней катакомб, до макушки – шпилей трех великих церквей, возвышающихся над домами. Одно было совершенно ясно – что-то происходило с Атифисом, словно начался какой-то процесс в его глубинах. Будто под ним пробудилось древнее чудовище, извергающее магму и лаву.
– Осталось немного. Я уже чувствую их… Совсем недолго…
Крима явно хотела сказать еще что-то, но так и не договорила. Земля содрогнулась, и ее ноги подкосились. Старуха покачнулась и с визгом упала там же, где и стояла, при этом, не выпустив нож из рук.
И Мирра воспользовалась моментом. Она схватила Амелию и бросилась к открытой двери, пока Крима была не в состоянии что-то сделать. Расчет был, прежде всего на то, что старуха не успела оклематься после толчка. В этом и была ошибка. Нормальный человек, разумеется, не смог бы быстро встать после такого неожиданного и сильного удара о пол, но Крима уже давно не была обычным человеком. Безумие, проникшее в ее голову, полностью изменило старуху, и трудно сказать, сколько времени его ростки медленно прорастали в ее голове, пока полностью не окутали своими побегами мозг старухи, словно растения паразиты. Для нее теперь не было такого понятия, как боль и какие бы то ни было травмы, все, что сейчас двигало Кримой – желание выполнить указания и пожелания болезни, полностью захватившей ее разум и тело.
Рука мертвой хваткой схватила правую ногу Мирры.
Взвизгнув, она повернулась и увидела искаженное гримасой безумной ярости лицо Кримы. Ее рот застыл в широкой плотоядной улыбке, демонстрируя широкий ряд пожелтевших кривых зубов. Мирра попыталась вырвать ногу из когтистых лап старухи, но та настолько крепко ухватилась за ее плоть, что это оказалось невозможным.
В тусклом свете, проникающем в комнату сквозь полупрозрачную тюль бежевого цвета, блеснуло широкое, местами окропленное кровью лезвие.
Ногу Мирры обожгло острой болью. Тесак прошел сквозь мясо без особого труда, оставив на икре аккуратный неширокий порез, тянущийся от нижней части бедра до лодыжек. От неожиданности и резкой боли нога Мирры резко дернулась, и та почувствовала, как ступня ударилась о что-то твердое. Раздался короткий и глухой вздох, похожий на стон, и рука, железно вцепившаяся в нее, расслабилась, отпустив свою добычу.
Обернувшись, девушка увидела, что Крима, все еще державшая в левой руке нож, правой рукой держалась за лоб, начинающий краснеть от удара.
– Я убьююю тебя, сссука, – прошипела старуха, медленно вставая.
Мирра отпустила девочку на пол, тихо, но слышимо, сказав в наступившей вдруг тишине:
– Беги.
Но Амелия стояла рядом, не отходя ни на шаг от Мирры. Девушка взглянула на рану: еще мгновение виднелась лишь ровная красная линия пореза, но затем оттуда брызнул фонтан крови. Ее густые и широкие, теплые струи потекли по ноге.
Крима поднялась и медленно направилась к Мирре. Старуха ошарашенно смотрела на девушку, дергая лицо с красной отметиной на лбу, наливающейся синевой. Мирра попыталась сделать шаг прочь от безумной старухи, но кровотачащая нога, охваченная холодом, не слушалась.
Она лишь смотрела на свою подопечную, медленно опускаясь по стене, не в состоянии опираться на обе ноги.
– Она повредила мне что-то, – вдруг подумала Мирра. – Хотя в какой-то степени мне повезло. Все-таки удар был нанесен с левой руки, а старая ведьма правша.
Пол коридора медленно застилала густая бордовая кровь, струящаяся из рассеченной плоти, унося вместе с собой жизнь и силы своего хозяина.
Мирра уже смерилась со смертью. Она, словно раненная птица с подрезанным крылом, больше не сможет летать и не сможет унестись прочь от охотника, нацелившегося на добычу ружьем. Единственное, что ее сейчас беспокоило – Амелия, которая, не послушав ее, все еще стояла рядом, в луже крови, пачкающей ее белые носочки, с растерянным, покрытым слезами лицом и недоуменным взглядом, бегающим с Мирры на Криму и обратно.
–Беги, – еще раз выдохнула Мирра. – Пожалуйста.
Но девочка стояла.
– Тебе конец, паршивка, – раздался хриплый голос справа. Это старуха подходила все ближе, все еще крепко держа, будто сросшуюся с ее ладонью, рукоятку тесака. Но в момент она почему-то остановилась, неуклюже поворачивая покрытой сморщившейся кожей лицо из стороны в сторону, как будто пытаясь учуять, откуда исходит неприятный запах.
Но в коридоре ничем не пахло, кроме сладковато-приторного запаха железа, который ни девочка, ни девушка, ни старуха не чувствовали.
Крима перестала водить лицом по воздуху и подняла тесак, взглянув на Мирру заплывшими кровью глазами, в которых полопались сосуды. В них читалось только одно. Жажда убийства.
Старуха все еще держалась за лоб.
– Так ты меня отблагодарила? За спасения ваших грешных жизней? За приют, который я тебе дала? За одежду моей дочери? – Крима приближалась все ближе, занося лезвие за головой, готовясь к удару. – Во имя Света и церкви Души. ТЫ УМРЕШЬ, А ЗАТЕМ УМРЕТ МЕЛКАЯ ПАРШИВКА.
Страшный крик раздался в коридоре, резонируя со стеклянным сервизом, стоявшем в прозрачном шкафу, который зазвенел, отвечая на малейшее изменение в дребезжащем, разрывающем связки вопле.
Лезвие тесака снова сверкнуло, и Мирра подумала, что никогда в своей жизни не видела ничего прекраснее. Глядела в этот переливающийся всеми цветами, существующими и не существующими на свете, блестящий металл, покрытый гранатовыми каплями. Капли были похожи на ягоды – ярко красные ягоды на вечернем небе, по которому пробегали лучи багрового, уходящего за горизонт солнца.
Лезвие пошло вниз. И время растянулось на вечность. Мирра успела увидеть страшное лицо старухи, покрытое безумной улыбкой, успела увидеть Амелию, испуганно закрывшую лицо руками. А затем закрыла глаза.
Но ничего не произошло.
Лезвие застыло буквально в дюйме от шеи Мирры, дрожа и вибрируя.
Старуха как будто застыла, отвела взгляд от Мирры и снова принялась принюхиваться, опустив тесак.
– Они здесь, – прошептала она. – Они пришли. Скоро… Уже совсем скоро.
Лицо Кримы на долю секунды вдруг стало нормальным, а глаза будто обрели былую белизну. Мирра видела в
