слегка смешался. И снова забормотал, не находя себе места, — глухо, отрешенно, видимо вспомнив что-то свое, наболевшее.
— Я таких не встречал… От нее же не знаешь, чего ждать. А уж на ласку снизойдет — будто подарок сделает, так что и брать не захочешь.
Что-то подобное Юрий и сам пережил, теперь у него было такое чувство, будто Семен заглянул ему в душу. Брат по несчастью…
— Так что у вас было?
— Ничего не было, — вздохнул он. Наверное, это и была правда.
В следующее мгновение он как-то весь размяк и чуть было не сказал все начистоту, но вовремя спохватился. И только спросил в наступившей тишине:
— Где ж она может быть?..
— Не знаю. Может, к матери в Москву смоталась — благо, машина под рукой. Там еще и Викеша имеется.
Жалость к Семену улетучилась, точно ее и не было.
— Там ее и ищи! Самоутверждающуюся свою половину, — усмехнулся он. — Не по адресу попал.
— Идиот, господи, какой я идиот, — проговорил Семен как бы про себя, на время забыв о присутствии Юрия. — Тщеславная баба, пустышка! Она и до меня была не святая, а я поверил: ничего, проживем! Опора ей нужна… Ну как же! Блеск, рестораны, профессор — друг дома… «Не мучай меня глупой ревностью, какой прок от домостроя». И пошло наперекос… Полетела как мотылек на огонь!.. Ладно, я оказался слабаком. Но если ты жена — помоги слабому мужу, ты же советчик, друг. Вместе жизнь строим. А бегать ради самоутверждения, ради мишуры, лишить ребенка отца. Одинокая, бедняжка. Она еще не одного бедняжкой сделает!.. — Семен тяжело дышал. — И всегда виноваты другие, во всех бедах. А она права. Она всегда права, в этом весь ужас. — Семен уткнулся лбом в ладони.
Но сочувствия он уже не вызывал. У Юрия просто не укладывалось в голове, как мог Семен, сплоховавший со своей диффузией, остаться в друзьях у профессора, сдаться да еще верой и правдой служить своему гробовщику. Рабья душа. А ведь умница! «Оба вы со своей Шурой хороши. А впрочем, не очень-то ее обвинишь при таком супруге».
Теперь он не чувствовал перед Семеном вины.
— Почему же вы все-таки здесь, рядом, раз она так плоха?
— Потому что люблю!.. Ну чего ты глаза пялишь? Нелогично? Для тебя жизнь — сплошная логика? — Он прерывисто, как-то по-детски вздохнул.
— Может, еще помиритесь.
— Вряд ли…
Юрий пожал плечами. Не знал, горевать ему или радоваться. Значит, Семен все еще любит. Он не мог понять, как это возможно, ведь это оскорбительно для обоих. И рано или поздно все скажется. Как смертельный осколок, застрявший у сердца, от этого не уйдешь.
Семен поднялся, вялым движением отряхнув пиджак, улыбнулся пытливо и грустно: он все еще не верил Юрию, догадывался.
— Вот видишь, пришел с мечом, а разговорились полюбовно. Хм… — Семен улыбнулся долгой печальной улыбкой, открывшийся золотой зуб сиял тускло, как осеннее солнышко в пустынном поле. — Ну, пора на завод. Утро уже.
— А мне не надо, я бюллетеню. Да и у тебя в запасе еще два часа…
— Что дома делать. — Семен помялся. — Я только прошу тебя — пусть останется между нами, не хочу, чтобы она знала.
Юрий понял: есть предел унижению.
— Ладно, можешь быть уверен.
* * *
Он бюллетенил до среды и за все это время ни минуты не был дома — уезжал на рассвете и возвращался за полночь, тем самым оградив себя от возможных звонков и всяческих дел. Техсовет? Подождут, я болен, ломайте копья без меня. Приемка? Он не собирался в ней участвовать, обо всем было написано в докладной, переданной с Петром на имя директора.
Сам себя не узнавал. Отрешившись от забот, путешествовал по дорогам Подмосковья: где пешком, где на попутном транспорте, забираясь в глушь затерявшихся в лесах музеев-усадьб, неожиданно сказочных, расписанных под старину теремков-кафе, где на прилавках помимо традиционного кваса громоздились банальные кучи конфет и черствых коржиков. Устав, ел что подадут, прислушиваясь к ровному шуму сосен, урчанью проносившихся машин, испытывая сладостное чувство человека, постороннего в этом мире, заезжего гостя, которому некуда спешить — никто нигде его не ждет…
Лишь изредка с каким-то печально-горьковатым злорадством вспоминал он суету лаборатории, представлял, как там развертываются дела, шум, споры, неувязки. Докладная поступит директору. Докладная — это значит разлад у опытников, ЧП. А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Где заводила? А его нет, болеет. Вот так. «Пока я болен, вы там поразмышляйте на досуге, спокойно». Что-то они там решат. Должно быть, сейчас он походил на полководца, которого сменили в последнюю минуту перед решающим наступлением.
Только раз — это было утром после разговора с Семеном — встретил он Шурочку, затормозившую свой «Москвич» у остановки, где он ждал автобуса. Судя по залепленному кузову, Шурочка возвращалась издалека. Хотел замешаться в толчее, да не успел, распахнулась дверца, и он с бьющимся сердцем кивнул:
— Доброе утро.
— Ты куда?
— В поликлинику.
А она — из Москвы, на работу. Боялась опоздать, спешила. Он вглядывался в ее лицо, ища в нем каких-то перемен.
— Довезу…
— Нет-нет, мне еще надо кое-куда зайти.
Он собрался в Загорск, предварительно выбрав сложный маршрут с пересадками, но это ее не касается. Шура остановила машину у обочины, под деревьями, часы показывали полвосьмого, могла не торопиться.
— Присядь на минутку.
— Все-таки была в Москве?
— Случайно, так получилось. Отвезла Наташку маме.
Возможно, так оно и было. А может, и нет, он уже ничему не верил.
— Между прочим, докладная у Петра. Еще не поздно подписать, если не отсоветовали… умные люди.
— Отсоветовали.
— Виделась с профессором? Тоже случайно?..
— Коротала вечер у матери. Потом позвонила… Поболтали.
— В кафе?..
— О том о сем… А что тут такого?
— Нет, ничего. Потом проводил…
— Хотел, во всяком случае, но я торопилась… Между прочим, о тебе говорили. Он о тебе хорошего мнения, сказал, что ты умница, но плохой дипломат.
— И не стараюсь им быть, слава богу… А что потом?
— Ничего. Искали место для машины, все во дворе заставлено.
— Значит, все же проводил?
— Это, между прочим, принято. У культурных людей! — В голосе ее послышались нотки раздражения.
— Можно было сразу объяснить. Я бы понял.
— С твоим-то характером!
— Ну, сказал «умница», а дальше что? — настойчиво вернулся он к прежнему, опасаясь вконец рассердить ее. Положительно рядом с Шурой он становился тряпкой, не мог удержаться от опостылевших, уже никому не нужных упреков.
— Должен приехать на приемку. Будешь вести себя хорошо — в долгу не останется. Сдать «Звезду» — не значит поставить крест на нашем варианте. Предполагается развитие… И поддержка пригодится.
Вот как! Он даже не сразу нашелся. Такое
