Что ж, в скором времени твари обо мне вспомнят. Так что больше мне не охотиться. Не танцевать танец охоты, любви и войны. И плетеных хижин племени Меча мне тоже никогда больше не видать…
Но я даже не думал о том, чтобы улизнуть потихоньку и вернуться домой. Куда мне было возвращаться с такой-то повестью стыда и позора? Выслушивать страшные слова поношения, которыми закидает меня племя, смотреть, как девушки станут презрительно тыкать пальцами в парня, который заснул в дозоре и отдал своих товарищей на расправу ничтожному сброду?
Слезы обожгли мне глаза. Яростная ненависть медленно закипала у меня в сердце, затопляя мозг. Мне никогда уже не носить меча, не называть себя воином. Мне не побеждать достойных врагов, и славная смерть под стрелами пиктов, под топорами племени Волка или племени Реки — не для меня. Меня свалит с ног толпа тошнотворных существ, которых пикты давным-давно загнали, точно крыс, в глубину непроходимых лесов…
Вот тут меня обуяла жуткая ярость, которая разом осушила мои слезы и взамен наделила меня неистовством берсерка. Если людям-змеям суждено было прикончить меня, уж я позабочусь, чтобы они надолго запомнили мою гибель. Если только эти твари были способны что-нибудь помнить…
Очень, очень осторожно я начал передвигать руку, пока она не легла на рукоять топора. А потом я воззвал к Ил-маринену — и вскочил, взвившись с места, как тигр. И, точно тигр, одним прыжком оказался в гуще врагов — и разнес чей-то плоский череп, как человек раскалывает змеиную голову. Мои жертвы разразились невнятными воплями ужаса, а в следующий миг — взяли меня в кольцо, нанося удар за ударом. Каменный нож рассек мне грудь, но я не обратил на рану никакого внимания. Перед глазами у меня плавал багровый туман, мое тело, руки и ноги в точности повиновались приказам бешено работавшего разума. Я рычал, я вертелся, я разил — тигр, окруженный ползучими гадами! Еще немного — и они шарахнулись прочь, а потом побежали, покинув у меня под ногами с полдюжины уродливых тел. Только мне было этого мало.
Я мчался по пятам за самым рослым из них, чья голова доходила примерно мне до плеча. Кажется, это был их предводитель. Он удирал вниз по тропинке, вереща, точно ящерица-переросток, а когда я оказался прямо у него за спиной, — нырнул в кусты, словно уползающая змея. Я, однако, был для него слишком проворен. Я нагнал его, выволок из кустов и убил. Самым жестоким и кровавым способом, какой только успел прийти мне на ум.
А за кустами виднелась дорожка, которой он пытался достичь. Она вилась между деревьями, узенькая, почти непроходимая для человека обычного роста. Я отрубил мерзкую голову предводителя и, держа в левой руке кровавый трофей, а в правой — обагренный топор, двинулся по дорожке змеелюдей.
Быстро шагая вперед — а каждый мой шаг отмечали пятна крови, щедро плескавшей наземь из разорванных жил убитого, — я думал о тех, кого взялся преследовать. Да, мы их ни во что не ставили. До такой степени, что при свете дня охотились в посещаемом ими лесу. Мы даже не знали, как эти существа называли сами себя, потому что никто из нашего племени не озаботился понять шипящие звуки, служившие им речью. Мы называли их по-своему — Детьми Ночи.
И это имя соответствовало истине, потому что плоскоголовые были ночными существами и таились в темных дебрях лесов, укрываясь в подземных пещерах и выходя в холмы лишь ночами, когда победоносные завоеватели спали. Вот тогда, под покровом тьмы, они и творили свои гнусные злодеяния. Быстрый полет стрелы с каменным наконечником — и падала мертвой корова, а то и замешкавшийся человек. Заигравшийся ребенок выбегал из деревни — и потом никто его никогда больше не видел…
Но не только поэтому мы дали им такое название. Они по самой сути своей были народцем ночной тьмы. Жуткой тенью, задержавшейся на земле из давно прошедших веков. Ибо эти существа были немыслимо древними; они воистину пережили свое время. Когда-то они владели всей этой землей. Их загнали во тьму маленькие, смуглые, свирепые пикты — народ, с которым мы теперь враждовали. Объединяли нас только жгучая ненависть и презрение к змеелюдям.
Пикты очень отличались от нас внешне. Они уступали нам ростом, были темноволосыми, темноглазыми и темнокожими, а мы — рослыми, светлоглазыми, могуче сложенными, с желтыми волосами. И все же мы признавали друг друга за людей… а вот Дети Ночи людьми в нашем понимании не были. Эти уродливые недомерки с желтой кожей и змеиными мордами… Сброд, дрянь!
Мой мозг чуть не лопался от ярости при мысли, что этой-то дрянью мне предстояло досыта накормить свой топор — и потом умереть. О-о-о!.. Невелика честь передавить множество змей, после чего испустить дух от укусов! Неутоленное бешенство желало скорее излиться на вызвавших мою ненависть, и, бредя вперед сквозь алый туман, волновавшийся перед глазами, я призывал в свидетели всех Богов, каких только знал, и клялся устроить змеелюдям такой кровавый разгром, что уцелевшие меня надолго запомнят!
Мое племя не станет воздавать мне почестей. Для этого оно слишком презирало Детей Ночи. Но те из карликов, что избегнут моего топора, станут вспоминать меня и содрогаться…
Так я твердил себе, бешено сжимая рукоять бронзового топора, вставленного в расщеп дубового топорища и крепко примотанного сыромятным ремнем…
И вот моего слуха коснулись звуки свистящей, шипящей речи, а обоняния достиг гадостный запах — вроде бы человеческий, но все-таки не совсем. Еще несколько мгновений — и я покинул густую тень леса, выйдя на широкое открытое пространство. Я никогда еще не видел поселений Детей. Передо мной было скопище земляных куполов с низкими дверными отверстиями, заглубленными в землю; грязные полуземлянки, о которых я когда-то слышал от стариков. Те же старики утверждали, будто жилища Детей соединялись подземными коридорами, так что деревня напоминала то ли муравейник, то ли сплетение змеиных нор. Не было ли там более длинных тоннелей с выходами далеко в стороне от селения? Оставалось только догадываться…
Перед куполами виднелась обширная толпа тварей. Они оживленно шипели, бормотали, несли какой-то вздор на своем языке.
Я загодя ускорил шаги и, вырвавшись из тени, помчался со всей скоростью, присущей моему быстроногому племени. Заметив приближение мстителя, плоскоголовые разразились криком. Я вылетел из леса — рослый, весь окровавленный, с пылающими глазами. Издав свирепый боевой клич, я швырнул в них отсеченную голову предводителя — и сам прыгнул следом, точно раненый тигр!
Вот теперь
