А ещё я угадала, что меня отдадут на растерзание исследовательскому центру Колумбийского университета, который уже несколько лет изучает возможности искусственного увеличения концентрации метомарфинов в крови. Ребята пытаются заставить организмы любых людей возвращаться к изначальному виду. До сих пор у них получалось не слишком успешно, поскольку добровольцев было не так много. Зато я оказалась просто сокровищем! Три раза в неделю все прошлые месяцы я сдавала кровь. Два раза в неделю мне вкалывали какие-то экспериментальные смеси. Делали переливания. Чем-то облучали. В общем, использовали как лабораторную крысу. В результате у меня все руки в таких синяках, что соседи уверены: я наркоманка со стажем.
Но есть и положительные стороны.
Во-первых, мне выплатили шикарную компенсацию. Просто шикарную! И я всю её отправила своим родителям. Это, конечно, не заменит им живого общения с дочерью, но, лучше, чем ничего. Они ведь до сих пор не знают, чем именно я зарабатывала на жизнь, да и вообще не в курсе существования Маски. А объяснять им всё на свете в мои планы не входило никогда. Мама бы обязательно за меня волновалась, а папа непременно захотел бы подправить что-нибудь в себе. Вернуть немного молодости, сделать лицо привлекательнее. Актёр же! Так что пусть живут и ни о чём не знают. Так будет лучше для всех.
Во-вторых, мне вернули примерно пять лет возраста. Правда, это не сильно помогло, и я по-прежнему похожу на школьницу. Моё лицо, увы, вернуть не удалось, поэтому я всё ещё хожу с документами мисс Баркер. Мне уже восемнадцать, но, увы, в бары меня по-прежнему не пускают. А ребята из лаборатории не сдаются, не оставляют попыток сделать меня снова собой. Ну и я в них верю. Что мне остаётся?
Но знаете, чем чаще я смотрю в зеркало, тем меньше нахожу различий. Мы обе и правда были слишком сильно похожи. И я даже ловлю себя на мысли, что не помню, как выгляжу настоящая.
Признаюсь, мне потребовалось много времени, чтобы перестать беситься, замечая своё отражение в любых поверхностях. Много времени и визитов к психологу. На память от того истеричного периода мне осталась безумная причёска, десяток дырок в ушах и россыпь татуировок по всему телу. Мне всегда казалось, что лёгкая боль помогает зацепиться за реальность, понять, что я настоящая и живая. Просто раньше, в подростковом возрасте, мне не хватало смелости. А теперь… теперь желание закрепиться в мире было слишком сильным. Я бы и к сильному членовредительству перешла, если бы продолжила справляться со всем сама, как я и планировала изначально. Но Чед и Лидия силком отвели меня к психотерапевту.
И если говорить уж совсем честно, я ни о чём из сделанного не жалела: ни о потраченных на сеансы деньгах, ни о серёжке в носу, ни об айсберге на шее. Я даже волосы с тех пор крашу только в яркие цвета. Сейчас, например, они у меня синие.
Ну и третья положительная вещь – это место в университете, доставшееся мне за большие заслуги перед наукой. И это место в Колумбийском, естественно. Я даже брыкаться сильно не стала. Я ведь больше не могла работать на Портера, и мне отчаянно хотелось найти своё место в жизни. А тут такая удача! В общем, на очередные четыре года обучения я согласилась, не задумываясь.
И вы никогда не угадаете, какую специализацию я выбрала. Психология! Мне почему-то очень захотелось стать семейным психологом. Помогать родителям любить и принимать своих детей такими, какими они есть. Я, конечно, не уверена, что именно этим занимаются психологи, но уже поздно. Документы поданы. Вступительные экзамены сданы. Благодаря своему терапевту, я действительно стала воспринимать эту возможность как шанс прожить жизнь заново. Посмотрим, что из этого выйдет. Надеюсь, всё пойдёт по моему плану, а не как обычно.
А теперь, когда я практически полностью нахожусь в гармонии с собой, я готова раскрыть вам самый большой секрет на свете: я скучаю по Лос-Перро.
Я скучаю по жаркому и никуда не спешащему городу. Мне не хватает просторной кухни моего огромного дома, резвого яркого Мини. И, о боже, я скучаю по школе! По здоровяку Ноа, с его немного неуклюжими попытками за мной ухаживать. По весёлым девчонкам-волейболисткам, с их неуёмным желанием растрясти и расшевелить меня. По нашим посиделкам в кафе, вечеринках в пижамах и прочим девчачьим развлечениям. Сейчас, когда я застряла в пограничном состоянии, мне больше недоступны взрослые развлечения, будь то поход по барам или концерты в клубе, а полюбившиеся мне девичники не слишком интересуют Лидию. И порой вечерами накатывает такое жуткое одиночество, что хочется выть. Надеюсь, учёба в колледже поможет мне завести новых друзей, и я перестану чувствовать себя вечно и бесконечно одинокой.
А ещё я скучаю… скучаю по Райану. Вы можете смеяться надо мной, подтрунивать, как это иногда делали Чед и Лидия, но сердцу не прикажешь. В моём представлении парень совершил невозможное – заставил меня раскрыться и показать себя настоящую. Моя придуманная биография больше чем наполовину состояла из реальных событий прошлого. Все мои взрывы эмоций были именно моими. Искренними. Настоящими.
Да, поначалу я старалась и играла, но позже даже не заметила, как вжилась в роль. Наверное, виной или помощником (это с какой стороны посмотреть) стали таблетки. Но важен результат: я стала более открытой и эмоциональной. Это заметили все мои нью-йоркские друзья и знакомые. Если бы в прошлом году я сказала кому-нибудь, что собираюсь сделать птичьи крылья на спине или маску Человека-паука на запястье, мне бы рассеялись в лицо. «Серая мышка решила добавить краски в свою жизнь? Никогда!» — уверенно бы заявляли люди. Но всё меняется. Теперь я громче смеюсь, чаще плачу, скучаю, сопереживаю. Мне всё больше нужно человеческое общение, которого увы, мне никто из старых друзей не может дать. У всех работа, я понимаю, но от этого не легче.
Райан.
Что это было? Любовь? Привязанность? Временное помутнение рассудка?
Я не знаю. И если честно, не уверена, что хочу разбираться. Шанс встретить его слишком мал, так что я постаралась просто отпустить. И вроде бы получилось неплохо.
Под кипой постельного белья всё ещё лежит мой старый телефон. И я даже не удалила с него фотографии и наши переписки. Я оставила все сообщения и письма, которые Райан присылал после отъезда в Европу. Зачем я их храню? Сама не знаю, я ведь их даже не читала. В том далёком ноябре приходящие на почту письма рвали душу, заставляли рыдать в подушку ночами. А теперь… теперь это просто маленькая сентиментальная слабость. Я уже много месяцев не притрагивалась к аппарату, но сам факт его наличия греет душу. Не даёт забыть, что у меня были друзья. А значит, смогут появиться вновь.
***
– Так, время – час дня! Обед почти закончился. Я пошёл, – Оливер снял очки с носа и сунул в нагрудный карман, а прочитанную газету свернул и отложил на подоконник. – Сегодня всё в силе?
– А? – Саманта не сразу оторвалась от редактирования текста. – Прости, что ты сказал?
– Я спросил: сегодня всё в силе? Романтический вечер, ресторан и прочая чепуха. Будем отмечать твоё поступление.
