Бой заканчивался, уцелевшие корветы и истребители начали отход к кораблям эскадр. С шестой — опять шестой! — палубы доложили о взятии на борт корвета «Ника», и Дубинин, сохраняя на лице каменное спокойствие, самым официальным тоном предложил его превосходительству спуститься вниз. Находящиеся в рубке офицеры старательно прятали сочувствие за отточенными движениями и отрывистыми командами, но Корсаков чувствовал, как бросаемые исподтишка взгляды прожигают дыры в кителе.
На палубе уже суетились медики, окружившие гравиносилки так плотно, что за их спинами невозможно было что-то разобрать. Отдельно стоял Тищенко, покачивающийся с носка на пятку и сцепивший руки за спиной. Таким мрачным Никита не видел его никогда. Джон Рафферти, стоящий перед главным бортовым врачом, что-то быстро говорил. И с каждым произнесенным словом, с каждым полным отчаяния жестом на лице Станислава Сергеевича все яснее проступало выражение угрюмой безнадежности. Подошедший поближе Корсаков услышал только окончание фразы.
— …молодец, лейтенант. Думаю, мы еще попрыгаем, но… в любом случае, эта ваша затея с процессором великолепна. Кто писал программу?
— Я. Я ведь опасался чего-то в таком роде. Вся эта история с расширенной сцепкой… командир никогда себя не щадила, вот и доигралась.
— Погодите каркать, Джон. Ваше превосходительство!
Бельтайнский медик быстро обернулся и встал навытяжку. Корсаков махнул рукой — вольно, мол — и требовательно уставился на Тищенко.
— Петр Иванович объяснил мне в общих чертах, что произошло. Теперь я хотел бы услышать вашу точку зрения как медика.
Тищенко помедлил, подбирая формулировки.
— Что произошло… если я правильно понял своего бельтайнского коллегу, — в этом месте Джон выпрямился еще больше; на лице проступило выражение хмурой гордости, — мозг Марии Александровны принял нагрузку, которую ее имплант счел чрезмерной. Счел — и замкнул все потоки информации, как входящей, так и исходящей. В настоящее время контроль собственно мозга над телом минимален и уменьшается с каждой минутой. По словам господина Рафферти, в описанных случаях «сгорания» пилота функции дыхания и сердцебиения угасали крайне быстро, причем это угасание сопровождалось разного рода малоприятными эффектами. По счастью, экипаж кавторанга Сазоновой весьма компетентен и, более того, обладает развитой интуицией.
Врач подчеркнуто уважительно поклонился Джону. Тот столь же церемонно ответил
— Загодя был подготовлен медицинский процессор, имитирующий сигналы, поступающие от здорового мозга. Не все, конечно, вы понимаете — портативный вариант… но этого хватило, чтобы Мария Александровна осталась жива до того момента, когда мы получили возможность оказать ей помощь. Однако я вынужден признать, что моей квалификации, увы, совершенно недостаточно, чтобы здесь и сейчас вернуть ее к нормальному существованию. Тут необходима полноценная неврологическая клиника и специалист калибра профессора Эренбурга.
— Я понял… — медленно проговорил Корсаков. — Транспорты на подходе, раненых будут переправлять на Орлан, а уже оттуда, я полагаю, капитан Сазонова вылетит на Кремль.
Он сознательно говорил о Мэри, как о человеке, способном самостоятельно принимать решения и передвигаться. Почему-то Никите казалось, что до тех пор, пока он воспринимает свою нареченную просто как слегка занедужившего человека, ничего непоправимого не случится.
Суматоха вокруг носилок унялась, и Никита подошел поближе. Медики деликатно отошли в сторону, и теперь он стоял в одиночестве. Тело лежащей на спине женщины опутывали трубки, провода и разнообразные датчики. Лицо ее было даже не мертвым — пустым, как чистый лист бумаги. И таким же белым. Казалось, что это лицо никогда не было способно улыбаться и хмуриться, выражать радость, сожаление, злость. Вообще что-то выражать. Никита осторожно протянул руку и провел кончиками пальцев по щеке, почти ожидая ощутить мертвенный холод. Но нет — щека была живой. А где есть жизнь, там есть и надежда.
— Все будет хорошо, Мэри, — негромко проговорил он. — Не беспокойся, операцию мы завершим, как подобает. Выздоравливай.
Никита сделал шаг назад, и носилки под присмотром Тищенко и его подчиненных выкатились с палубы.
Была уже поздняя весна, когда командующий Четвертым крылом Экспедиционного флота вице-адмирал граф Корсаков прилетел на Кремль. До того возможности выбраться не было. Даже очередное звание, титул и новое назначение он принял непосредственно в рубке «Александра». Однако постепенно обстановка более или менее нормализовалась, и теперь он с чистой совестью мог просить об отпуске. Почему-то это было очень важно — чтобы совесть его была чиста в тот момент, когда он придет в клинику навестить Мэри. Пусть невеста не услышит его, но он должен быть полностью уверен в том, что будь она в сознании, у нее были бы основания гордиться им.
Это были непростые полгода. Операция в системе безымянной звезды, имеющей только номер в каталоге, куда привели потрепанные у Орлана эскадры закрепившиеся на обшивке пятой цели скауты с маяками, закончилась сравнительно быстро и сравнительно же бескровно. Заложенная в скауты программа разлета непосредственно после выхода из подпространства не позволила хозяевам системы уничтожить все вновь установленные маяки. Тем более что очередной включался только после того, как предыдущий переставал подавать сигнал.
Разумеется, их ждали. И «комитет по встрече» был столь разнообразен и силен, что в какой-то момент Корсакову показалось, что здесь они все и полягут, с честью, но без толку. По счастью, именно в ту минуту, когда эта невеселая мысль мелькнула у него в голове, из подпространства один за другим начали вываливаться соединения кораблей. Появление «Шуйцы» в сопровождении Второго и Шестого крыльев Экспедиционного флота быстро снизило цену оборонявшихся до пятака в базарный день.
У Никиты сложилось предельно отчетливое впечатление, что проведенные противником операции были подготовлены не самым лучшим образом. По-хорошему, им бы еще несколько лет, и вот тогда и Империи, и ее союзникам, и вообще всем, кто так или иначе попал в поле зрения этих подонков, пришлось бы куда хуже. Возможно, именно утечка информации, организованная Эриком ван Хоффом с подачи Мэри, заставила неприятеля выступить до того, как созданный им флот набрал изначально предполагаемую мощь. Когда Корсаков поделился своими подозрениями с Савельевым, тот сдержанно усмехнулся, кивнул и сказал, что эта же мысль пришла и в его голову тоже. И не только в его. Организаторы этого безобразия, судя по всему, оказавшись в жестком цейтноте, пошли ва-банк. Пошли — и проиграли.
Впрочем, до окончательной победы было еще далековато. Помимо необходимости найти и обезвредить все базы противника, флоту приходилось разбираться с резко активизировавшимися пиратами, так что отдыхать было некогда. Корсаков едва находил время для того, чтобы раз в день связываться с Кремлем. По его просьбе в палате Мэри установили большой экран коммуникатора, и Никита ежедневно рассказывал ей новости.
Четвертое крыло переформировали. Флагманской теперь является «Александровская» эскадра, но в командном составе произошли определенные изменения. В частности, в состав крыла теперь входит «Мининская» эскадра, на флагмане которой, новом крейсере «Кузьма Минин», держит свой вымпел контр-адмирал Дубинин. Капитон велел тебе кланяться. Ты давай поправляйся, а то он уже извелся, не терпится ему для меня мальчишник устроить.
