На этот раз Уилли позволил мне это сделать, так отчаянно прижимаясь, что стало плевать, как именно он выглядит сейчас. Это был все тот же Уилли, странный, жутковатый, но по-своему добрый.
Через час мы покидали дом. Стоило выйти за порог, как он вспыхнул. Полицейские поразились, но вот Лестер только пожал плечами. Наверняка его выходка, иначе быть не может. Погребальный костер для не слишком хорошего человека, который сотворил много зла. Но сотворил не самое плохое, пусть и чрезвычайно опасное создание, которое отплакав свое, забылось на заднем сидении автомобиля декана.
— У нас могут быть проблемы. Из-за этого, — вздохнул Льюис и бросил взгляд на занимающийся дом. Я бы сказала, что проблемы тут неизбежны. Пепелище вряд ли пропустят, да и труп. Но Лестер только покачал головой и не стал ничего разъяснять.
Вполне возможно, тут дело в еще одном украдкой брошенном леденце, ну, или во всемогуществе кузена Лео, адвоката.
Льюис и Блэр уехали первыми и так быстро, словно боялись, что огонь перекинется и на их автомобиль. А мы вот задержались. Лестер что-то угрюмо обдумывал, а я… я хотела ему кое-что сказать.
— Она ведь умерла не от естественных причин, — обронила я, когда мы с Лестером остались вдвоем.
Уилли посапывал в автомобиле декана. Там парень успокоился, наверное, почувствовав запах человека, который всегда был добр к нему.
— Я видела леденец. Это сделали вы с Лиамом.
Мужчина молчал, глядя прямо перед собой. Мне даже представить было страшно, что именно сейчас творилось в душе профессор Лестера. Он отнял жизнь. И это наверняка ужасный груз, который лег на его совесть и наверняка мучил. Потому что он хороший человек, добрый и совестливый.
— Вы… Спасибо вам, сэр. Спасибо тебе, Дин, — тихо произнесла я, не сводя с него взгляда. — Это пришлось бы сделать кому-то, иначе она могла снова использовать Уилли и убить кого-то из нас. Ты снял большой груз со всех нас. И с Уилли.
Конечно, Дин Лестер не мог мне ответить. Ему было просто нечего сказать. Поэтому он поступил куда проще: просто притянул меня к себе, целуя так жадно и отчаянно, словно пытался без слов рассказать, как ему теперь тяжело, с таким камнем на душе.
Но кому-то бы пришлось…
Когда мы оторвались друг от друга, я услышала то, чего желала услышать. То, что он мог мне и не сказать.
— Ты поедешь со мной в Вессекс после окончания года?
Наверняка я залилась краской от смущения и удовольствия.
— И кем же я там буду?
Лестер с улыбкой погладил меня по голове.
— Самой собой — это точно. Моей девушкой, как я надеюсь. Моей невестой. Ну и матерью Уилли. Он заслужил хотя бы одну нормальную мать.
Перспективы показались мне более чем радужными…
Но ведь приличные девушки не дают согласие сразу.
— Я подумаю, сэр, — с непреднамеренным кокетством отозвалась я и получила еще один поцелуй. На этот раз в нос.
— Думай, Вэл. У тебя на это больше семестра, не так ли?
Разумеется, мы оба не сомневались, что этим летом я покину родину и улечу в Вессекс. И вряд ли вернусь.
На следующий день прямо перед занятиями сообщили о трагическом событии: профессор Ласлоу сгорела во время пожара. Выбраться из дома она не смогла из-за сердечного приступа. Я горевала больше всех.
Единственный, кому могло прийти в голову задавать вопросы мне или Лестеру, Джей Прескотт поинтересовался только:
— Был другой выход, Вэл?
Уточнять мне не требовалось.
— Нет. Никакого.
Однокурсник помолчал, повздыхал и спросил о том, что, наверное, считал не менее важным, чем судьба Эльзы Ласлоу.
— Что с Уиллом?
Тут я не могла не улыбнуться.
— Лестер подал сегодня документы на усыновление Уилли. Судя по словам декана, ему просто невозможно отказать.
Если не сам продавит, то натравит юристов или попросит о помощи Лиама. Тот явно поможет с огромным удовольствием только ради того, чтобы убрать конкурента со своей законной территории.
— Значит, пацан уедет, — тяжело и расстроенно вздохнул Прескотт и огляделся вокруг, словно бы опасаясь, что его откровения услышит кто-то лишний. Но нет, никто не подбирался к той скамейке, где мы уселись. В сквере посреди учебного дня мало кто прогуливался.
— Жалко. Настоящий брат Зета Каппа Пси растет. А в Вессексе братств и нет вообще, — посетовал на потерю Уилли однокурсник. — Но ты же там присмотришь за ним, не так ли?
Черт, как же неловко все это обсуждать.
— Между нами с деканом нет ничего, — решительно и твердо заявила я и напомнила: — Роман между преподавателем и студентом невозможен.
Джей сочувственно похлопал меня по плечу и засмеялся.
— Ну да, значит, обручитесь — или сразу поженитесь? — без романа. Всего делов. И никакого романа между студенткой и преподавателем. То есть вообще никакого. Зато у тебя уже будет в наличии сыночек. На семь лет моложе тебя. О, как о вашу семейку станут точить языки…
Что мне оставалось, кроме как закатить глаза и хлопнуть по плечу приятеля. Нафантазировал…
Вдалеке на дорожке показалась худощавая сутулая фигура. Уилли Ласлоу я могла узнать на любом расстоянии. Он шел тяжело, ноги словно бы подволакивал. Не оправился… Но я того и не ожидала.
— Иди к мальчишке, успокой, что ли, — подтолкнул меня в спину Джей. — Теперь это твоя ответственность уже на все сто процентов.
И Прескотт даже представить себе не мог, насколько эта ответственность велика.
Эпилог
— Иго-го!
Детский счастливый вопль разнесся по залу, отразился от стекол, те зазвенели.
— Скажи «иго-го», лошадка!
— «Иго-го», — покорно отозвалась лошадка, наматывающая круги по комнате на четырех костях уже минут двадцать.
Маленький мальчик заливисто расхохотался и пришпорил своего «скакуна» пятками по ребрам, но осторожно, не забывая, что «лошадке» может быть больно. Четырехлетний Виктор Фелтон, сын Брендона Фелтона и Джейн, кузины моего мужа, рос необыкновенно чутким ребенком, который всегда знал, какое его неосторожное слово или действие может причинить вред окружающим его людям. И старался не причинять этого вреда.
— Вик, хватит! — оторвалась от разговора со мной Дженни, чтобы урезонить чадо в его жокейской забаве. — Ты заездишь Уилла! Он ведь не железный!
Мелкий Фелтон тут же нахмурился и обеспокоенно посмотрел на своего «коня», заездить его Вик категорически не хотел. В том числе из-за того, что если «стойло» опустеет, найти другого «скакуна» уже не выйдет. Никто из взрослых не соглашался несколько часов к ряду играть с детьми.
