Губы Лидии едва заметно дрогнули, выдавая внутреннюю борьбу.
— Я не смогу, — прошептала она. — Я держу свои обещания. Однако…
— Однако ты боишься, — бесстрастно закончил за нее Джеймс. — Если даже твой отец мог предать тебя, можно ли надеяться, что я не предам? Но ты забываешь самое главное: ведь я люблю тебя, Лидия. И надеюсь, что ты тоже меня любишь.
Некоторое время Лидия молча смотрела на него с удивленным и обрадованным видом. Но затем, тяжело вздохнув, нахмурилась и спросила:
— И что из этого?
— А ты не понимаешь? — Джеймс недоуменно рассмеялся. — Сейчас я объясню: я хочу жениться на тебе. Боже милостивый! Наверное, мне не стоит удивляться, что такие события происходят вот так буднично. Я бы хотел прожить оставшуюся жизнь с тобой, Лидия. Я предлагаю тебе руку и сердце.
Лидия посмотрела на виконта таким взглядом, что было невозможно понять, какие мысли вертятся у нее в голове в эту минуту. Когда же она заговорила, ее голос был печальным.
— Мне нечего дать тебе.
— Замечательно, потому что мне и не нужно от тебя ничего, кроме тебя самой. Ведь это и есть любовь, Лидия.
Такая резкая перемена в Джеймсе не доставила Лидии радости. Она отвернулась от него и опустила голову.
— Я еще не рассказала тебе самое ужасное.
Санберн положил ладонь на плечо Лидии. Он стал вглядываться в ее лицо и печальные глаза.
— Я весь внимание. Лидия вытерла слезы.
— Я отдала отцу «Слезы Египта».
— Ну и хорошо. А что еще было с ними делать?
Лидия высвободилась из рук Джеймса.
— Разве ты не понимаешь? Он останется безнаказанным. Престиж его имени ничуть не пострадает. Наверное, мне нужно радоваться этому. Благодаря этому будущее моих сестер не будет ничем омрачено. — У нее на глазах выступили слезы. — Но это будет несправедливо. Несправедливо!
— Лидия, ведь у тебя не было другого выбора.
— Ничего подобного, выбор был! Разве не я всегда заявляла о себе как о принципиальном человеке? Я должна была вернуть драгоценности государству. — Она скорчила недовольную гримасу. — Пусть бы он почувствовал, каково это, когда тебя предают.
— Нет, — возразил Джеймс. — Это все эмоции. Я тебя хорошо знаю. Ты не стала бы навлекать на своего отца неприятности. Он твой отец, и этим все сказано.
— Но ведь ты сам постоянно критикуешь человеческое лицемерие. — Лидия попыталась засмеяться, но осеклась. — И сейчас представился случай для такой критики. Неужели после всего случившегося ты еще сможешь смотреть на меня с уважением?
— Легко. Разве ты пропустила мимо ушей мои слова, которые я сказал совсем недавно? То, что я говорил о любви и тому подобных вещах?
На лице у Лидии появилось отстраненное выражение.
— Наверное, я не заслужила твоего доверия, твоей любви. Любовь иногда просто сбегает, как кипящее молоко. Достаточно посмотреть на мою сестру Софи.
— Наша любовь никуда не денется.
— Откуда в тебе такая уверенность?
— От тебя, — ответил Джеймс. — Дело в том, что когда ты веришь во что-то, ты сражаешься за это. Чего бы это ни стоило, ты борешься за свою мечту. Поверь, ты сможешь простить своего отца. Вспомни, кем он был для тебя. И все это время я буду рядом с тобой. Я помогу тебе преодолеть эту черную полосу в твоей жизни.
Лидия посмотрела на него таким взглядом, какого Джеймс еще не видел.
— Вот уж не думала, что когда-нибудь доведется услышать такие слова от тебя, — сказала Лидия. — От человека, который всю свою жизнь посвятил мести родному отцу.
— Ты считаешь меня ужасным лицемером, да?
— Нет, — ответила Лидия. Однако в ее ответе не чувствовалось убедительности.
Но Джеймс уже принял решение.
— У меня еще кое-какие дела. — Он усмехнулся, заметив встревоженный взгляд Лидии. — Но наш разговор не закончен. Завтра я намерен снова прийти к тебе.
— Завтра здесь будет мой отец, — мрачно заметила Лидия и отвернулась к своему чемодану.
Более трудного дела Джеймс никогда в жизни не совершал. Но иного выбора для себя не видел.
Отец Джеймса сидел в своем кабинете за огромным столом. Запах лимонного воска и чернил — эта особенная смесь ароматов вызывала в памяти Джеймса много исключительно неприятных ассоциаций. В детстве его приводили в этот кабинет только для наказаний. Наводящие ужас постукивания тростью. Твердая сухая ладонь отца. Мелкие проступки, какими их считал Джеймс, даже совсем ничтожные провинности неизменно завершались поркой. Разбитая ваза, которую он опрокинул, играя в догонялки. Пятно на одежде. Опоздание на ужин.
У Стеллы жизнь была иной. Часто она, нарушая запреты Морленда, забиралась к нему в кабинет, чтобы побаловаться или приласкаться к нему. Отец ворчал на нее, но терпел шалости дочери.
— Этот кабинет разъединяет нас с тобой, Джеймс, — сказала однажды Стелла. — Именно там я чувствовала любовь к себе, а ты испытывал только обиды.
Джеймс смотрел, как Морленд при виде его пытается подняться на ноги, багровея от усилий. Внезапно ему стало совершенно очевидно, что молот судьбы обрушится на отца гораздо быстрее, чем он этого ожидал. Очень скоро этот кабинет перейдет к нему, и тогда придется прежде всего изгнать отсюда запах воска.
Обычно от подобных мыслей у Джеймса улучшалось настроение. Но сейчас он, напротив, ощутил такую боль, словно острый нож поразил его в какое-то уязвимое место. И вслед за этой болью виконт почувствовал горькое сожаление.
— Что? — сделал первый ход старый граф. Он был весь напряжен и даже плотно прижал кулаки к столу, словно ожидая грубых слов, новых обвинений и поводов для перебранки с сыном. Морленд уже готовился к защите, это было видно по тому, как побелели костяшки его сжатых пальцев.
Джеймс откашлялся. Он не без оснований полагал, что говорить ему будет нелегко. Но странным образом нужные слова прозвучали так непринужденно, как будто он сто раз их повторял, готовясь к этой встрече.
— Я сожалею обо всем, — заговорил он. — Мне очень неприятно, что мы смотрим друг на друга, испытывая лишь одно чувство — подозрительность. Не думаю, что нам удастся когда-либо от этого избавиться. Но ты должен знать, что я больше не хочу считать это правильным.
Морленд нахмурил брови. Каждая черточка его лица дышала недоверием.
— Что за вздор ты несешь?
— Этот вздор очень близок к истине. Дуайер скоро доложит тебе о моем свидании со Стеллой.
— Он уже доложил. Ты поехал к ней, поправ ее явное и недвусмысленное желание, наплевав на мое мнение и следуя лишь своим прихотям. — Морленд помолчал и добавил с неожиданной горячностью: — Черт бы тебя побрал, Джеймс! Ты когда-нибудь оставишь ее в покое?
