Пенелопа немедленно взяла с новобрачных слово, что они непременно будут на церемонии их венчания.
Наконец, через две недели, после того как Пенелопе удалось протанцевать вальс на собственной свадьбе, вальс, которым она наслаждалась до глубины души, она стояла в бальном зале Калвертон-Чейз и исповедовалась своей сестре Порции, которая, как и старшая сестра Энн, была подружкой новобрачной.
– Будучи в Лондоне, я едва удержалась от искушения уговорить Барнаби раздобыть разрешение на брак и покончить со всеми формальностями, но…
– Но ты представила себе огорчение обеих матушек и удержалась от поспешного шага, – рассмеялась Порция. – Они просто не пережили бы такого разочарования.
Глядя туда, где сидели обе матроны, окруженные многочисленными приятельницами и с восторгом принимавшие поздравления, Пенелопа нахмурилась:
– Просто понять не могу. Ведь они уже женили и выдавали замуж детей: мама – целых четыре раза, а графиня – три. К чему такой неподдельный восторг?
– Ты кое о чем забываешь! – рассмеялась Порция. – Для них эта свадьба знаменует тройной триумф.
– О чем ты?
– Но ведь ты прекрасно знаешь, что свет был уверен в вашем с Адэром твердом нежелании связывать себя узами брака. И то, что ты изменила решение – величайший триумф для мамы. Родители Барнаби тоже опасались, что он присоединится к клану закоренелых холостяков, поэтому сейчас леди Котелстон вне себя от радости. И наконец, вы их последние дети. Самые младшие. Теперь обеим не о чем беспокоиться. Они сделали все возможное.
Ничего не скажешь, причина столь приподнятого настроения обеих дам предстала перед Пенелопой в новом свете.
– Думаю, – заключила она, – что они точно так же станут устраивать счастье своих внуков.
– Вряд ли. Они скорее всего предоставят именно нам беспокоиться о счастье своих детей.
Что-то в голосе сестры заставило Пенелопу насторожиться.
– Так вот откуда ветер дует! – воскликнула она. Порция встретилась с ней взглядом и покраснела, что с ней случалось не часто.
– Возможно. Еще слишком рано, чтобы сказать наверняка, но… вполне вероятно, месяцев через семь ты снова станешь тетушкой.
У Эмили уже было двое детей, а Энн недавно родила первенца. Сына, чье появление на свет ввергло ее мужа Реджи Кармартена в состояние умиленного идиотизма.
– Превосходно! – обрадовалась Пенелопа. – Не терпится увидеть, как Саймон кудахчет еще над кем-то, кроме собственной жены.
– Мне тоже, – хмыкнула сестра.
Обе представили себе чудесное видение, но тут Пенелопа заменила Саймона на Барнаби и покачала головой. Ей и на ум не приходило, что у них тоже могут быть дети… но при мысли о том, что у нее на руках окажется крошечный златовласый ангелочек – точная копия Барнаби, – в душе шевельнулось что-то непонятное, словно затрепетала крыльями яркая неизвестная птичка.
Она решила поразмыслить обо всем позже, потому что едва успела привыкнуть к своему головокружительному счастью. Сейчас к ней то и дело подходили приглашенные. Сегодня здесь присутствовали все члены обеих семей и их друзья. В доме негде было яблоку упасть; мало того, и соседние поместья были переполнены.
Старейшей гостьей была леди Озбалдестон. Но, несмотря на возраст, зрение у нее все еще было прекрасным. Потрепав Пенелопу по щеке, пожилая дама назвала ее умной девочкой. Пенелопа так и не поняла, что имелось в виду.
Музыка, танцы и веселье продолжались весь остаток дня. Серое небо за окном только подчеркивало праздничность атмосферы в бальном зале.
Наконец, терпеливо вынеся все шуточки и насмешки на тему превращения старого холостяка в молодожена, Барнаби справедливо подчеркнул поразительные отличия Пенелопы от остальных молодых дам, чем вызвал неуемный поток остроумия со стороны Джерарда, Диллона и Чарли. Поняв, что все это ему до смерти надоело, он нашел Пенелопу, учтиво извинился перед теми, с кем она в этот момент беседовала, и закружил жену в вальсе.
Только в танцах она позволяла ему властвовать над собой. Но сейчас на уме у Барнаби было совсем иное.
– Думаю, – прошептал он, – нам пора уезжать. Немедленно.
– Ты так считаешь? – улыбнулась она. – И куда мы едем? Последуем в город за Гризельдой и Стоуксом?
– И да, и нет.
Стоукс и Гризельда оставались на свадебном завтраке, но поскольку Стоукса ждали в Лондоне дела, им пришлось уехать несколько часов назад.
– Мы действительно отправимся в столицу, только другой дорогой.
Неподалеку у него имелся уютный охотничий домик, в котором он редко бывал. Но сегодня этот домик станет идеальным гнездышком для первой брачной ночи.
Он нежно погладил ее по щеке. До ее появления в его жизни Барнаби предполагал, что ему чужды романтические устремления. Очевидно, он ошибался.
– Тебе наверняка понравится это место.
– О, в этом я уверена, – еще шире улыбнулась Пенелопа.
Он вскинул брови.
– Мне хорошо всюду, где есть ты, – пояснила она.
Лицо Барнаби просияло. Сердце полнилось счастьем. И она поняла это по его заблестевшим глазам.
– Могу я предложить кое-что для усовершенствования твоего плана? – спросила Пенелопа.
Именно этого он и ожидал.
– Разумеется.
– Видишь ту дверь, рядом с зеркалом в бронзовой оправе?
Барнаби кивнул.
– Если мы приблизимся в танце к ней, мы можем просто остановиться. Выйти, закрыть за собой дверь и сбежать. Если же не удастся, можем выйти через парадные двери, но бог знает, сколько времени уйдет на то, чтобы попрощаться со всеми. Мы уже благодарили гостей за приезд, так что нужно улизнуть, пока нас не хватились.
Вместо ответа Барнаби закружил ее. Они подобрались к двери, буквально ввинтились в коридор, и Барнаби подхватил Пенелопу на руки и зацеловал до потери сознания.
И только потом они сбежали.
Как он уже успел усвоить, независимо от цели – две головы все равно лучше, чем одна.
Эпилог
Два месяца спустя. Лондон
– Кстати, сегодня я получил записку от Стоукса. Камерон покинул наши берега, – сообщил Барнаби, поднимая глаза от газеты, которую читал за утренним кофе.
Пенелопа, сидевшая на другом конце стола, в комнате для завтраков в их недавно приобретенном городском доме на Албемарл-стрит, рассеянно взглянула на мужа, кивнула и вновь занялась составлением списка.
Барнаби ухмыльнулся и поднес к губам чашку. Еще одно качество жены, которое он обожал: она не ожидала, что он станет развлекать ее за завтраком, и сама никогда не терзала его уши бессмысленной болтовней.
