даже мысли не допускали, что фашисты ворвутся в город.
Вечером группа Дмитрия Рымарева, уставшая после съемки бесконечных бомбежек, зенитных залпов, горящих зданий, собралась на своей базе. Снятый на Ишуньских позициях материал нужно было срочно отправить на киностудию.
Дмитрию очень не хотелось в этот напряженный момент оставлять осажденный Севастополь. Второй оператор, Владислав Ми-коша, предложил бросить жребий.
Везти материал на Большую землю выпало Владиславу. Через пару дней отходил в Новороссийск транспортный корабль «Чапаев». На нем уходили из Севастополя Микоша и его ассистент Соболев. Снятую плену упаковали в железный ящик. Ящик заклеили водонепроницаемой изоляцией, обернули крест-накрест двумя пробковыми поясами, чтобы пленка не утонула в случае гибели судна.
Вот вспенился белый бурун за кормой, транспорт ходко двинулся к воротам бухты, прошел мимо Константиновского равелина и растворился в осенней хмари моря. Дмитрий Рымарев и Федор Короткевич остались на причале Графской пристани…
Жить в Севастополе стало невозможно. Готовясь к генеральному штурму, гитлеровцы днем и ночью бомбили город. Не работали электростанция и водопровод. Улицы загромождены обломками зданий, телеграфными столбами, перевернутыми трамваями.
Операторы по рекомендации Владислава Микоши решили обратиться к командиру крейсера «Червона Украина» с просьбой поселиться на корабле.
В результате захвата гитлеровцами крымских аэродромов над нашими боевыми кораблями нависла угроза потопления вражеской авиацией. По решению Военного совета Черноморского флота в ночь на 1 ноября основные силы флота покинули Севастополь. Под покровом темноты эскадра ушла в порты Кавказского побережья.
Для поддержки Севастопольского оборонительного района были оставлены крейсеры «Червона Украина» и «Красный Крым», четыре эсминца. Крейсер «Червона Украина» стоял на якорях в Северной бухте, вблизи Графской пристани.
Операторы явились на крейсер к капитану третьего ранга Зарубе.
— Милости прошу. У меня как раз есть свободная стажерская каюта, — любезно принял киношников командир корабля.
На корабле было тепло, горел яркий электрический свет, можно было принять горячий душ. В стажерской каюте две заправленные койки с чистым бельем. Вечером можно послушать по радио вести с фронтов.
Однако «уютная жизнь» продолжалась недолго. Утром 12 ноября прозвучал сигнал боевой тревоги. Пронзительно звенел «колокол громкого боя». Звонко застучали матросские ботинки. Краснофлотцы занимали боевые посты.
Не успели операторы одеться, как грянул первый бортовой залп. От мощного удара вздрогнул, задрожал корабль. Казалось, заклепки выскочат из стальных листов обшивки. Крейсер открыл огонь всей артиллерией правого борта.
Солнце еще не взошло. Еще зеркально гладкие сиреневые бухты тонули в утренней дымке, а вокруг Севастополя разгорелся бой.
В общем грохоте выделялся мощный голос корабельных пушек «Червоной Украины». Тяжело ухая, снаряды медленно улетали на Северную сторону и гулко взрывались где-то за совхозом имени Софьи Перовской. Густые клубы дыма и пыли поднимались над горизонтом.
Вскоре было получено сообщение от корректировщиков:
Атака немцев захлебнулась. Пять танков противника подбиты, остальные повернули назад. Наши сухопутные части переходят в контратаку.
Крейсер перенес огонь своей артиллерии по тылам противника.
— Может, попросим катер у командира, снимем залпы с воды? — спросил Федор.
— Пойдем к командиру, — согласился Дмитрий.
Выслушав просьбу операторов, Заруба отдал распоряжение по телефону.
Операторы, взяв аппаратуру, спустились в катер и отплыли на такое расстояние, чтобы в кадре уместился весь корабль. Крейсер дышал огнем. Пламя и дым выстрелов отражались в зеркале бухты. Закончив съемку с катера, кинооператоры поднялись на кормовой мостик, чтобы снять стрельбу орудий с верхней точки.
— Двенадцать самолетов противника по правому борту! — прокричал сигнальщик.
Зенитные пушки, быстро разворачиваясь, извергая пламя, яростно загрохотали. Эскадрилья «юнкерсов», покачиваясь среди зенитных разрывов, но не теряя строя, шла прямо на крейсер. Одна машина из первого звена вдруг вспыхнула ярким пламенем и штопором пошла вниз.
От самолетов отделились черные точки. Бомбы разворачивались носом вниз, увеличивали скорость и исчезали из глаз. Не было слышно звука разрывов, только какое-то шипение.
Взрывная волна подняла Дмитрия в воздух, затем швырнула в сторону. По обоим бортам взметнулись в небо фонтаны воды. Одна из бомб попала в левый проход на верхней палубе, пробила железную переборку и разорвалась в машинном отделении крейсера.
Черный едкий дым окутал кормовой мостик. Языки пламени жгли лицо и руки. Дышать было нечем. Затаив дыхание, на ощупь Дмитрий нашел поручни трапа, быстро спустился вниз, побежал в сторону кормы и вырвался наконец из удушливого дыма.
Столб дыма с корабля поднимался высоко в небо. Выползая снизу из пробоины, полыхало пламя пожара. Рядом с местом пожара — корабельный склад боеприпасов. Еще несколько минут…
Вверху на мачте в дыму пожара появилась фигура человека в офицерской шинели, без фуражки, русые волосы развевались по ветру. Это был третий помощник командира корабля старший лейтенант Попов. Он энергично распоряжался аварийными командами, которые боролись за жизнь корабля. Матросы раскатали брезентовые шланги, пустили воду и упругими струями сбивали пламя.
Зенитчики, больше всех пострадавшие от бомбовых осколков, перевязывали друг другу раны. Матрос, которому осколком перебило голень, поднял лежащий на палубе стул. Опираясь на него коленом, он шагал в санчасть. Ногой — стулом, ногой — стулом… Молодое лицо было перекошено от боли. Из машинного отделения выносили обгоревших и раненых.
Дмитрий Рымарев едва успевал заводить ключом пружину своего аппарата и снимал, снимал все, что происходило вокруг. Оператору некогда было думать об опасности, о грозящем взрыве, о том, наконец, что вновь могут появиться самолеты противника. Он заботился, чтобы все было в фокусе, чтобы правильной была диафрагма, чтобы камера в руках не дрожала. Пожар вскоре был укрощен.
И снова:
— Фашистские самолеты по правому борту!
Дмитрий снова снимал огонь наших зениток и сбитые немецкие самолеты. Снова крейсер дрожал, как в лихорадке, а палуба уходила из-под ног. А когда схлынула вода с перекошенной палубы, она была розовой от крови…
Крейсер искалечен. Нос его в результате подводной пробоины погрузился ниже ватерлинии. Появился сильный крен на левый борт. По наклонной и скользкой палубе трудно было передвигаться. По левому борту зияла большая рваная рана. Торпедный аппарат, заряженный тремя боевыми торпедами, сломан взрывом у основания и упал в море вместе с торпедами.
Командир корабля приказал команде покинуть крейсер…
Проснувшись утром, Дмитрий Рымарев бросился к окну, чтобы взглянуть на «Червону Украину». У причала Графской пристани корабля не было. Только торчала из воды стальная мачта. Ночью героический крейсер «Червона Украина» затонул.
К своим
Колонна двигалась лениво, как вязко текущая по равнине река. Люди шли с поникшими головами. Кто-то опирался на палку, кому-то посчастливилось раздобыть костыль. Те,
