После попрошу рассказать о твоих болях: всё и в подробностях. Мне поможет не только смысл твоих слов, но и то, как ты их будешь произносить. Затем я исследуют состояние твоих глаз, твоего языка, который многое говорит без слов. Затем я изучу твой пульс на руках и ногах: важно понять, как движутся потоки Ци в твоем теле, изучить точки входа, понять, где жизненная сила застаивается, где ее не хватает. Уже после этого, я первым делом сниму боль, чтобы лечение…
— Снимешь боль? — глаза Федора Алексеевича вспыхнули. — Вот просто так — снимешь?
Хун Бяо кивнул.
— Это не так уж и трудно, государь. Но хочу сказать, что это не лечение. Убрать боль — это даже вредно. Ведь боль — часть жизни. Это продолжение прочих чувств нашего тела. Настоящее лечение — это иссекновение корня болезни. Лишь восстановив гармоничный ход потоков… жизненных сил, мы придем к тому, что боль уймется и угаснет. Сама.
Тишина повисла в палате.
— Ты… сможешь всё это сделать, лекарь? — царь очень пытался выглядеть невозмутимым, но волнение в голосе выдавало его.
— Я приложу все силы, государь, — щуплый даос с достоинством поклонился.
— Хорошо. Дозволяю тебе остаться. Но помни: за каждым твоим деяньем учнут следить люди из Аптекарского приказа. А твои зелья также допрежь испытают на псах и на людях.
Тут, наконец, Федор Алексеевич обратил внимание на Дурнова.
— А ты ступай.
Да, следовало просто поклониться и «ступать». Олеша был тщательно проинструктирован, как капать на мозги царю, что, мол, Большак черноруссов имеет много чего интересного сообщить. Главное — убедиться, что щуплый даос тут закрепился…
Но все-таки Дурной не удержался.
— Благодарю тебя, государь за доверие к моему подарку. Надеюсь, таланты Олеши тебе помогут… Мы все станем молиться Господу об этом. Но знай, что у меня еще имеются дары для тебя. Тоже такие, которые просто так не передать. Прими в залог один из них…
Большак вынул из-за пазухи пухлый томик. Потянулся было с ним к царю, но одумался и передал книжицу хмурому князю Оболенскому.
— Я 13 лет провел в плену в Китае. Жил в их столице, видел двух богдыханов. Здесь я прописал всё про то, как устроена китайская держава. Как управляется и воюет, как трудится и торгует, какие там законы и подати. Думаю, таких сведений во всей Европе не найдется.
И, наконец, Дурной умолк, покуда его снова не заткнули. Поклонился несколько раз и почтительно пропятился к выходу. Взглядом пожелав Олеше удачи.
Коня Большаку в дорогу не дали — некому было озаботиться. Так что до владений Волынского пришлось топать пешком — но хоть на Москву, наконец, посмотрел. На подворье его пустили, но Дурной сразу почувствовал, что отношение к нему изменилось: дворня печенкой чуяла, что их господин этого чужака уже не любит. Тогда и им стараться нечего.
Хозяин же выглядел грозовой тучей, если таковые бывают сгорбленными и кашляющими. В последующие дни боярин с Большаком практически не пересекались в тереме. А, если и виделись случайно, то Василий Семенович с максимальной желчью интересовался: а не пора ли уважаемому топать в Сибирский приказ, где его так ждут.
— Да на кой я им! — пытался отшутиться Дурной. — Все богатства уже царю отданы.
— Нечо, — усмехался Волынский. — Чай, с твоей Руси Черной имеется что содрать. Ужо они на тебя тягла навесят — до гробовой доски не рассчитаешься.
И все-таки прямо боярин гостя из дому не гнал — видимо, надежда в душе его угасла не совсем.
«Еще не до конца сбросил меня со счетов Василий Семенович» — улыбался Дурной согбенной спине Волынского. А потом хмурился. Все-таки Русь Черная фактически легализовалась в русском государственном поле. И, возможно, в Сибирском приказе уже идет какое-то юридическое оформление. Во что они там захотят превратить Темноводье? Как скоро? И могут ли они сделать что-то без воли царя?
Царь. На него у Дурнова были все ставки. Вся поездка затевалась ради большого личного разговора с царем. В бояр беглец из будущего не верил. Он очень хорошо понимал их классовую шкурную натуру. А вот царь… Царь — он, конечно, тоже полностью боярский. И защищает их. Но могут же у него иметься более высшие интересы! Помимо шкурных…
«Да я ему и шкурные удовлетворю! — стискивал кулаки беглец из будущего. — Только дай до тебя добраться…».
…– Божиею милостию великий Государь, Царь и Великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России, самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский, — бесконечно длинный титул без запинки отлетал из уст рослого и статного рынды в белоснежных одеяниях и высоченной шапке. — … и иных многих государств и земель, восточных, западных и северных, отчич и дедич Федор Алексеевич повелеша Сашку Дурнову из земель Руси Черной явитися пред ним!
Глава 62
Три дня. Три дня в тереме Волынского царило тревожное ожидание. И вот, наконец, явился вестник — и призвал. Дурной покосился на Волынского, чтобы по его реакции понять: успех это или его дурака сейчас на дыбу поволокут? Посветлевшее лицо Василия Семеновича выражало полнейший восторг. Искренний или фальшивый — этого лицедея поди раскуси!
Снова в Кремль. Снова в Теремный дворец, правда, минуя Золотую лестницу. И палата оказалась поскромнее. В ней, помимо царя с почетным караулом рынд-херувимов, находились с полдесятка бояр в мехах и пара дьяков, пристроившихся к резным конторкам. У дальней стенки (со стороны приходящих) стоял приодетый Хун Бяо. Большак вопросительно вздел брови и получил в ответ утвердительное подмигивание.
Старый придворный с колыхающимися подбородками, которые еле-еле прикрывала жидкая борода (Дурной уже знал, что это был «хозяин» Кремля Хитрово) зычно возвестил:
— Божиею милостью… — и снова в три колена бесконечная череда царской титулатуры. — … Федор Алексеевич указал, а бояре приговорили! Лекарю Олешке Китайскому дозволено невозбранно бывать в Аптекарском приказе, пользоваться всеми его запасами на благо Государя! Означенному Олешке и посланнику Руси Черной Сашку Дурнову дозволено поселиться в Гостином дворе, что на Ильинской улице! Прочих черноруссов покуда расселить в черной тягловой Покровской сотне, поставив на казенный кошт!
«Похоже, это все-таки успех, — выдохнул Большак. — Надеюсь только, что официальными милостями не ограничатся?».
Царь, словно, услышал мысли беглеца из будущего и жестом руки остановил Хитрово.
— Книга твоя о стране Китайской зело хороша оказалась. Видно в
