Одна особенно подгнившая веревка оборвалась, и Том, повиснув над пропастью, испытал приступ ужаса, пока не изловчился ухватиться за другую. Он замер и подождал, когда успокоится бешено колотившееся сердце. Но после этого, прежде чем доверяться веревкам, пробовал каждую перемычку на прочность. Братья впереди казались смутными тенями: их окутывал туман и в то же время заливал свет поворачивавшегося на противоположной стороне мощного прожектора.
Чем дальше они продвигались по мосту, тем сильнее он раскачивался и сотрясался. Бамбуковый настил скрипел, канаты вздыхали и стонали, словно живые. На середине пути восходящие потоки сделались настолько сильными и так встряхнули мост, что Том невольно вспомнил рассказ дона Альфонсо о бездонной пропасти: летящие вниз тела кружатся и кружатся, пока не превратятся в пыль. Он поежился, стараясь не смотреть под ноги. Но, чтобы не промахнуться мимо каната, приходилось то и дело опускать глаза, и взгляд упирался в головокружительный столп мрака, уходивший в непроглядную тьму. Они почти достигли середины. Том заметил, где мост провисал сильнее всего, а затем начинался подъем к противоположной стороне ущелья.
Ударил особенно сильный порыв ветра, мост снова шатнуло, и канат чуть не выскользнул у Тома из руки. Он изо всех сил вцепился в веревку и в тот же миг услышал сдавленный крик. Две сгнившие перемычки, оторвавшись, летели вниз, кувыркаясь в восходящих потоках воздуха. Том увидел, что Филипп болтается на нижнем канате, держась на сгибе локтя и молотя над пустотой сорвавшимися с опоры ногами.
«Господи!» Он поспешил на помощь и чуть не соскользнул сам. Том понимал, что в таком положении брат не продержится и нескольких минут. Вскоре он был уже точно над ним. Филипп висел молча, стараясь закинуть ноги на канат. Его лицо исказилось, от страха он не мог говорить. Двое других братьев скрылись впереди в тумане.
Том обвил рукой канат, наклонился и постарался подхватить Филиппа под мышку. Но внезапно ноги резко скользнули вперед, и, не успев распрямиться, он сам повис над пропастью. Сердце гулко колотилось в груди, взор от страха затуманился, он едва дышал.
— Том, — позвал его брат каким-то странным, писклявым детским голосом.
Том распластался на канате над ним.
— Подтянись, — попросил он, стараясь говорить как можно спокойнее. — Помоги мне. Подтянись. Я тебя подхвачу.
Он хотел ухватить Филиппа за пояс. Тот извивался, пытаясь закинуть ноги на канат. Но это ему не удавалось, и от усилий у него стала соскальзывать рука. Филипп вскрикнул. Том видел, как у него побелели костяшки пальцев. Сцепленные руки сомкнулись на канате. С губ слетел жалобный стон.
— Давай еше! — крикнул Том. — Подтягивайся! Тянись вверх!
Филипп гримасничал и извивался. Новая попытка схватить его за пояс опять не удалась. У Тома снова соскользнула с каната нога, и несколько пугающих мгновений он висел, цепляясь за гнилую перемычку. Но наконец поймал ступней опору и ждал, пока успокоится сердце. От их возни вылетела часть настила и, медленно кувыркаясь, падала вниз, пока не скрылась из виду.
«Осталось не больше пяти секунд», — подумал Том. Это последний шанс Филиппа.
— Подтягивайся! Соберись с силами! Готов? Раз, два, три!
Филипп дернулся вверх. Том заранее приготовился: освободил руку и, держась другой за гнилую перемычку, как можно сильнее наклонился вперед и в нужный момент вцепился брату в ремень. С минуту они болтались над пропастью, общим весом оттягивая мост. А затем, обхватив брата, словно спасательный круг, Том колоссальным усилием втащил его на канат.
Некоторое время братья стояли, вцепившись в веревки и боясь пошевелиться. Том слышал хриплое дыхание Филиппа.
— Филипп, — наконец проговорил он, — ты в порядке? Судорожное дыхание стихло.
— Ты в порядке! — Теперь Том не спрашивал, а убеждал. — Все позади. Ты в безопасности.
Налетел порыв ветра, и мост опять качнуло. Филипп весь напрягся, и у него булькнуло в горле.
Прошла минута. Очень долгая минута.
— Надо двигаться, — сказал Том. — Тебе придется себя преодолеть.
Мост плясал и подпрыгивал от ветра.
— Не могу…
Том понимал брата. Ему самому безумно хотелось обвиться вокруг главного каната и остаться здесь навсегда. Туман редел. Порывы били один за другим, и мост извивался. Его движения казались непредсказуемыми: волна начиналась плавно, а затем канаты подбрасывало, и эти толчки грозили сбросить их в темную муть провала.
На мгновение тряска стихла.
— Филипп, вставай!
— Нет.
— Ты должен. Ну давай. Торопись.
Время… Им катастрофически недоставало времени. Туман поднимался, луч прожектора становился ярче. Теперь солдатам стоило повернуть голову, и они у них как на ладони. Том протянул руку:
— Держи. Пошли.
Рука у брата дрожала. Том потащил Филиппа вверх. Но мост продолжало качать, и брат не находил сил выпустить вертикальные перемычки. От новой серии порывов мост опять тряхнуло и резко подбросило. Филипп от страха жалобно застонал. Том сам вцепился в канаты и держался не на жизнь, а на смерть. Пять минут мост болтало, и это были самые долгие пять минут в его жизни. Руки ломило от напряжения. Но наконец качка стихла.
— Пойдем.
Филипп осторожно переступил по канату, переместил руки и боком двинулся к берегу. Через пять минут они оказались на другой стороне. Там, в темноте, их поджидали Бораби и Вернон, и они все вместе быстро скрылись в мглистом лесу.
64
Бораби шел через джунгли первым, три его брата следовали за ним. Путь им освещало фосфорическое сияние, какое Том уже видел раньше: каждое гниющее бревно и каждый гниющий пень обрамляли зеленые огоньки, которые подмигивали в чаще, словно привидения. Но они больше не казались красивыми, теперь в них таилась угроза.
Через двадцать минут ходьбы впереди замаячила разрушенная каменная стена. Бораби нагнулся, внезапно вспыхнул свет, и он распрямился, держа в руке горящий пук тростника. Стена проявилась перед глазами. Она была сделана из известняковых блоков, почти невидимых из-за плетей вьющегося по камню винограда. Том разглядел барельеф: лица в профиль, черепа с пустыми глазницами, фантастические ягуары, птицы с огромными когтями и широко распахнутыми глазами.
— Городские стены.
Они некоторое время шли вдоль стены, а затем нырнули в узкий проход, увитый диким виноградом, похожим на украшенный бусинками занавес. Плети то и дело приходилось раздвигать руками.
В тусклом свете Бораби поддержал Филиппа и привлек к себе.
— Ты храбрый, мой младший брат.
— Нет, Бораби, я ужасный трус и вам всем обуза. — Индеец дружески похлопал его по руке.
— Неправда. Я сам испугался до половины смерти.
— До полусмерти.
