Лобанов вышел из дома, как в его адрес полетели не только словесные угрозы, но и несколько увесистых камней.
Вперед выступила женщина, довольно пожилая, но еще не старая и по судя по жестам весьма энергичная.
— Мы хотим, чтобы вы немедленно уехали отсюда, — решительно проговорила она. — Из-за вас погиб замечательный хлопец Глеб. Он был моим племянником. Уезжайте скорей, иначе станица может не удержаться. Некоторые у нас считают, что вас не стоит отпускать.
Угроза была более чем прозрачной. Снова раздались громкие возгласы, и Лобанову показалось, что вся эта разъяренная толпа, подобно селю, вот-вот хлынет на него всем своим разъяренным потоком. Он понял, что медлить нельзя. Хотя что следует говорить в таких обстоятельствах, представлял крайне смутно. В своей жизни он побывал в разных ситуациях, но в такой бывать еще не пригодилось.
— Говори, князь, чего хочешь, но говори быстрей, — толкнул его в плечо стоящий рядом Петр.
— Станичники! Поверьте мне, я не меньше вашего переживаю смерть Глеба. Но он погиб не потому, что приехал к вам я, а потому что был очень смелым и благородным человеком. Когда он увидел, что нам всем угрожает смертельная опасность, он, не задумываясь, встал на ее пути. Я ни секунды не сомневаюсь, что точно так же он бы поступил, защищая кого-нибудь из вас. Разве дело в том, что я приезжий и что я князь, я нисколечко не сомневаюсь, уверен, что он не думал об этом. Он думал о том, что спасти людей, которых он обещал защищать. Нас всех посетило большое горе.
— Я вас уверяю, земляки, что мы найдем и накажем убийц! — громко крикнул Луцкой.
— Простите нас, если можете, и примите наши самые искренние соболезнования. Я никогда не забуду подвиг Глеба и чем могу буду всю жизнь помогать его семье. — Лобанов подошел к женщине и склонился перед ней на коленях.
Несколько мгновений она колебалась, противоположные чувства вели внутри нее напряженное сражение. Затем нерешительно она положила ладонь на склоненную голову Лобанова. Люди притихли, наблюдая за этой сценой прощения и примирения, и решая для себя, как им поступить дальше: продолжать ли изливать свое негодование или соединиться в общем горе?
Женщина же плакала и одновременно гладила волосы Лобанова.
— Пойдемьте, — вдруг произнесла она, обращаясь к односельчанам, — пусть они делают то, зачем приехали. Не на них эта смерть.
По лицам собравшихся было заметно, что далеко не все согласны с таким поворотом событий, но вслух свое недовольство никто высказать не осмелился.
— Ну ты молодец, как здорово их утихомирил, — восхищенно проговорил Луцкой, когда станичники удалились. — Видел бы ты эту Анну Кузьминичну полчаса назад, она была в такой дикой ярости, что обещала разорвать тебя на мелкие клочья.
— Есть за что, — хмуро произнес Лобанов. — Это я виноват в смерти парня, втянул его в свои дела, к которым он не имел никакого отношения. Больше я ни к чьей помощи не прибегну. Не хочу, чтобы из-за меня погиб бы кто-то еще.
Луцкой удивленно посмотрел на него.
— Это благородно, ты молодчина, князь, но сейчас тебе защита особенно нужна. У меня есть кое-какая информация. Эти ребята связались с местным уголовным авторитетом. Есть тут такой по кличке «Шайтан», и он им обещал на подмогу прислать своих гарных хлопцев. А среди них есть настоящие головорезы, для которых тюрьма или лагерь что дом родной. Я тут сговорился с тремя ребятками, они готовы тебе помочь.
— Я же сказал: больше никто из-за меня не погибнет. Я имею право рисковать своей жизнью, но не чужими.
— А как на счет ее жизни? — кивнул Луцкой на вышедшую из дома Натали.
— Я целиком на стороне Саши, — сказала она, — мы либо справимся сами, либо… — Она посмотрела на Лобанова. — Я права?
— Абсолютно права. — Он поцеловал ее.
Луцкой глубоко и печально вздохнул.
— Что же в таком случае будем делать? Чует мое сердечко, добром это все не кончится.
— Говорят, что плохие предсказания накликивают беду. Давай, Петр, не забегать вперед. То, что должно случиться, то и случится. А пока ты помнишь, надо отправляться к Трофиму Мартыновичу. Он же обещал сегодня вспомнить про это место.
— Ладно, мчимся к нему.
До деревушке, где доживал свой долгий век старик, они добрались без всяких происшествий. Даже машина, словно чувствуя нетерпение людей, ни разу не забуксовала в грязи. Впрочем, произошло это во многом благодаря солнцу, которое высушив ее, превратила в относительно твердый настил.
Трофим Мартынович ждал их с нетерпением. И не просто ждал. Когда они вошли в дом, то даже остановились в изумлении. Посреди комнаты стоял стол до краев уставленный закусками. А по середине, как башня над городом, гордо возвышалась большущая бутыль самогона.
— Добро пожаловать, гости дорогие, — пригласил Трофим Мартынович. — Садитесь, отведайте, что бог послал. А то в прошлый раз я вас не попотчевал. — Старик оглядел вошедших. — Вчера вас вроде больше было.
— Ты прав, Трофим Мартынович, но сегодня мы приехали к вам в уменьшенном составе. Ты уж не обессудь, так получилось.
— Тебе видней. Ну садитесь, отведайте нашего угощения.
Они сели за стол. Луцкой стал разливать самогон по стаканам.
— За тебя, Трофим Мартынович, за твою долгую и честную жизнь. Чтобы продолжилась она еще долго, чтобы тебе нас всех пережить.
Лобанов посмотрел на хозяина дома и увидел, что тот невероятно доволен таким тостом. Он легко, словно это был лимонад, выпил почти целый стакан и его глаза сразу поблестели.
Лобанов тоже глотнул мутноватой жидкости и едва не поперхнулся, такую крепкую он не пил давно. Хотя во время войны они глушили чистый спирт и даже кое что еще похуже, но это было уже давно и его желудок успел отвыкнуть от таких мощнейших атак. Он не без труда одолел половину стакана. Зато, как он заметил, Натали выпила залпом свой целиком и на ее лице не появилось ровным счетом никакого выражения. «Как ей это удается? — подумал он. — Иногда так и кажется, будто она состоит из какого-то необычно прочного материала. Это хорошо или плохо?»
Зато еда была очень вкусной, хотя по-деревенски совсем простой. Лобанов с огромным удовольствием ел бутерброды, сложенные из тонких кусочков свиного сала и разрезанных пополам соленых, еще пахнущих кадкой, огурчиков.
— Ну что ты вспомнил, где это место? — спросил Луцкой.
Старик закивал головой.
— Ну не томи наши грешные души, скажи.
— Скажу, Петр… Только сперва еще выпьем за князей Лобановых. Хорошо наши семьи дружили.
Луцкой снова наполнил стаканы. Лобанов поднес его ко рту и вдруг резко опустил. В комнате зазвенели
