Он ждал от Амбрози реакции, и его верный помощник и здесь не подвел его.
— Вы хотите нанести удар первым? — догадался секретарь.
— Надо показать Мишнеру, что мы не шутим. Но на этот раз, Паоло, ваши услуги не понадобятся. Позвоните нашим друзьям и попросите их помочь нам.
Глава LXI
Рим
30 ноября, четверг
19.10
Мишнер вошел в квартиру, где он жил с момента смерти Климента. Последние пару часов он просто бесцельно бродил по римским улицам. С полчаса назад у него сильно заболела голова, еще в Боснии врач предупреждал его, что головные боли будут преследовать его какое-то время.
Мишнер прошагал прямо в ванную и принял две таблетки аспирина. Еще врач велел ему по возвращении в Рим пройти полное медицинское обследование, но сейчас на это нет времени.
Расстегнув сутану, Мишнер бросил ее на кровать. На часах, стоящих на ночном столике, стрелки показывали полседьмого. Мишнер как будто до сих пор ощущал хватку Валендреа.
Боже, помоги Католической церкви. Лидер, не знающий страха, может принести ей немало бед. Валендреа будет метаться от одних отчаянных мер к другим, а абсолютная власть даст ему практически неограниченные возможности. А затем произойдет то, что и предсказывал святой Малахия. Мишнер знал, что нельзя верить этим глупым вымыслам, но независимо от его воли в нем нарастало чувство тревоги и ужаса. Церковь ждут серьезные испытания. Он был уверен в этом.
Мишнер переоделся в рубашку и джинсы, устало упал на диван. Он специально не стал включать свет.
Неужели несколько десятилетий назад Валендреа действительно выкрал что-то из хранилища? Неужели то же самое сделал Климент? Что происходит? Как будто все встало с ног на голову. Все и вся вокруг него прогнило. И в довершение всего оказывается, что еще девятьсот лет назад ирландский епископ предсказал, что за восшествием на престол Папы по имени Петр случится конец света!
Мишнер потер виски, пытаясь унять боль. Аспирин не помогал. Снаружи в комнату пробивались слабые лучи уличного света. У подоконника лежал дубовый сундучок Якоба Фолкнера. Мишнер вспомнил, что не смог открыть его, когда забирал вещи из Ватикана. Климент вполне мог хранить в нем что-то важное. Никто не осмелился бы заглянуть внутрь.
Мишнер медленно дотянулся до сундучка.
Взяв его в руки, он включил лампу и осмотрел замок. Ему не хотелось его портить, ломать, и он стал думать.
Рядом стояла картонная коробка с вещами Климента, которую он вывез из его апартаментов на следующий день после смерти Папы. Мишнер придвинул к себе коробку и принялся рассматривать различные предметы. Когда-то эти вещи украшали жилище его старого друга, Климента. Многие из них пробуждали в нем приятные воспоминая — часы в стиле Black Forest, сувенирные перья, фотография родителей Климента в простой рамке.
В пакете из серой бумаги лежала личная Библия Климента. В день похорон ее прислали из Кастель-Гандольфо. Мишнер не стал тогда ее доставать, просто принес домой и положил вместе с остальными вещами.
Сейчас он залюбовался ее белым кожаным переплетом с золотым обрезом, потемневшим от времени. Он благоговейно раскрыл ее. На ней было по-немецки написано: «От любящих родителей по случаю принятия сана священника».
Климент много рассказывал о своих родителях. Во времена Людвига I Фолкнеры принадлежали к баварской аристократии, при Гитлере занимали антифашистскую позицию — даже в период пика национал-социалистических настроений накануне войны. Однако они не афишировали свои взгляды, а просто втайне пытались, как могли, помогать евреям из Бамберга. Отец Фолкнера принял на хранение сбережения двух еврейских семей и хранил их состояние до конца войны. Но вскоре оказалось, что деньги возвращать уже некому. Тогда он передал всю сумму до последней марки еврейской общине. Дар из прошлого в надежде на будущее.
Мишнер вспомнил вчерашнее видение.
Лицо Якоба Фолкнера.
«Больше не пренебрегай волей небес. Исполни мою просьбу. Помни, верному слуге можно сказать многое».
«В чем мое предназначение, Якоб?»
Но ответил отец Тибор:
«Ты станешь знаком для всего мира. Маяком, зовущим к покаянию. Посланцем, возвещающим, что Бог существует».
Что все это значит? Было ли это на самом деле? Или просто привиделось от удара молнии?
Мишнер не спеша перелистывал Библию. Ее страницы на ощупь были тонкими и мягкими, как ткань. Некоторые места подчеркнуты. Кое-где сохранились записи на полях. Мишнер начал перечитывать отмеченные места.
«Деяния святых апостолов, 5:29.
Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам.
Послание Иакова, 1:27.
Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира.
От Матфея, 15:3–6.
Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим.
От Матфея, 5:19.
Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном.
Книга пророка Даниила, 4:23.
Царство твое останется при тебе, когда ты познаешь власть небесную.
От Иоанна, 8:28.
Я ничего не делаю от себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю».
Интересный выбор. Очередные подсказки впавшего в депрессию Папы? Или просто случайно отобранные стихи?
К корешку книги снизу прикреплены четыре яркие шелковые закладки, переплетенные между собой. Мишнер принялся расплетать их, собираясь заложить отмеченные страницы. Пальцы на что-то натолкнулись.
Между шелковыми ленточками был спрятан маленький серебряный ключик.
Неужели Климент сделал это нарочно? Эта Библия хранилась тогда в Кастель-Гандольфо и всегда лежала на ночном столике Климента. Папа знал, что книга не достанется никому, кроме Мишнера.
Он аккуратно отвязал ключ, уже зная, что ему предстоит.
Мишнер вставил ключ в замок. Замок подался, и Мишнер открыл крышку.
Внутри лежали конверты. Около ста, может, больше, все — надписанные женским почерком и адресованные Клименту. Адрес получателя везде разный. Мюнхен, Кёльн, Дублин, Каир, Кейптаун, Варшава, Рим. Все города, где когда-то служил Климент. Обратный адрес на всех конвертах — один.
Мишнер знал, от кого эти письма, ведь он четверть века помогал Клименту вести корреспонденцию. Ее звали Ирма Рам, его подруга детства. Мишнер никогда не расспрашивал о ней, а Климент говорил как-то, что они вместе росли в Бамберге.
Климент постоянно переписывался с несколькими самыми близкими друзьями. Но в сундучке хранились лишь письма Рам. Зачем Климент оставил такое наследство? Почему не уничтожил письма? Ведь их могли истолковать превратно, особенно недоброжелатели вроде Валендреа. Но, видимо, Климент решил пойти на риск. Для чего?
