Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
— Да. Очень хотел. И поверил.
Вера Томашевич дополнила протоколы и отчеты подробностями о своем похищении и пребывании в подвале. Девушка говорила холодно, без лишних эмоциональных возгласов, просто излагала факты, иногда дополняя их собственными предположениями. Тарас Адамович даже подумал, что совсем иначе представлял себе балерину, любимицу Брониславы Нижинской. От Веры веяло тревожным предчувствием, она выбирала для себя темные платья, подчеркивавшие бледный овал ее лица. К ним не подходила брошка с ярким георгином, но она больше и не носила ее.
В доме старого друга Сильвестра Григорьевича тепло и уютно. Вероятно, Марта сейчас угощает девушек свежими пирожками — она пекла их с самыми невероятными начинками. Тарас Адамович предпочитал айвовую. Теперь можно возобновить переписку с Сильвестром Григорьевичем, завершить так внезапно оборвавшуюся партию. Сказать что-нибудь теплое, что подбодрило бы шахматного партнера — так как Сильвестр Григорьевич может чувствовать себя неловко после последнего столь категоричного письма о том, что партия откладывается. Рудой отвлек его от размышлений:
— Тарас Адамович…
Что-то в его тоне расшевелило усыпленное в глубине сознания подозрение.
— Ты же не хочешь сказать… — начал бывший следователь.
Заведующий агентурой по розыску грузов при Управлении Юго-Западной железной дороги Георгий Рудой утвердительно кивнул:
— Как раз хочу.
— Я больше не следователь.
— Ага, еще вспомни сейчас о саде и огороде, — улыбнулся бывший начальник сыскной части.
— Вспомню. Тем более я не самый лучший следователь для работы на железной дороге.
— Вот это как раз и хорошо, потому что я буду говорить с тобой не о железной дороге. На железной дороге я как-нибудь и сам справлюсь, — он решительно сдвинул рюмки и плеснул в них хмельного меда. — Что касается сада и огорода, тут все просто, Тарас Адамович: приближается зима.
— Появится возможность навести порядок в бумагах, продолжить прерванные партии.
— Ты же говорил, у тебя секретарша.
— Я нашел ее сестру, думаю, Мира Томашевич…
Рудой махнул рукой:
— Думаю, Мира Томашевич подписала контракт — ты слишком педантичен, чтобы договариваться на словах. Уверен, там нет точной даты окончания ее работы. И осмелюсь предположить — девушка с радостью согласится помогать тебе с бумажной работой, если ты вдруг возьмешься за другое расследование. Или я ошибаюсь?
Вряд ли он ошибался. Георгий Рудой внимательно смотрел на бывшего коллегу. Тарас Адамович сказал:
— В чем суть дела?
— А вот тут, Тарас Адамович, вынужден предупредить: охотно расскажу тебе, и все-таки я уверен, что, выслушав мой рассказ, ты не сможешь отказаться. Предлагаю тебе еще раз все хорошенько взвесить. Если и впрямь захочешь узнать — приходи, и, что тут говорить — я лишу тебя права на незнание. Самое страшное преступление — так он сказал? Это и в самом деле самое страшное преступление.
Марта хлопочет, накрывает на стол, Сильвестр Григорьевич обнимает Тараса Адамовича, предлагает сразу засесть за шахматную доску. Хозяйка останавливает мужа, приглашает гостя к столу, говорит, что хозяин, кажется, не в своем уме, если вместо угощения предлагает двигать фигуры на доске.
Стол ломится от угощений. В огромной макитре — вареники. Сейчас не время для вареников с вишнями, но с начинками Марта любит экспериментировать. По правую руку от него — тарелка с паштетом.
— Из телячьей печенки, — говорит Марта, проследив за его взглядом. Подставляет на стол глубокую миску с любимой колотухой Сильвестра Григорьевича. На других блюдах — запеченные цыплята, галушки, брынза, сырные клецки, тушеная тыква и капуста. Между кушаньями краснеют маринованные томаты — не зря, вероятно, Марта выдумала какой-то особенный рецепт и теперь имеет возможность похвастаться. Гречневые голубцы и пышки, коржи и пироги, рыбные крученики и творожная бабка.
Бывший следователь поискал глазами легендарное блюдо хозяйки — пирожки с калиной — может, спрятались за макитрами и тарелками? Сильвестр Григорьевич улыбается, говорит, что еще немного и будет готово главное кушанье — молочный поросенок.
Тарас Адамович забывает о пирожках, слушает щебет Марты о томатах, пробует. И вправду вкусные, с горчинкой, но сладкие. Марта сообщает, что никогда не выдаст ему секрет, но почти сразу перечисляет все составляющие. Он сидит напротив сестер. Они похожи и в то же время не похожи. Мира чуть выше, серьезней. Вера более хрупкая, с темными волосами, удивительным разрезом грустных голубых глаз. Однако в этих глазах, где-то глубоко-глубоко, сияют лукавые искорки, едва заметные за дымкой печали. Странное сочетание.
Марта благодарит, заверяет: не сомневалась, что Вера вернется. Девушки улыбаются. Мира — счастливо. Вера — механически. Интересно, что там со второй девушкой, Натальей? Сильвестр Григорьевич рассказывает о пасеке, нахваливает мед. Расспрашивает друга о городских новостях, Марта — о визите императора. Он что-то отвечает, однако мысли его заняты другим. Он думает о Вере Томашевич.
Хозяйка дома заваривает кипятком душистые травы. Кажется, он нигде не пил такого чая, как у Марты. Удивительный чай, с чабрецом и мятой. Других трав ему распознать не удается, а Марта не спешит открывать свои колдовские секреты. Вера с теплой чашкой душистого напитка стоит у окна, смотрит, как кружатся в воздухе первые в этом году снежинки. Может быть, сейчас они кружатся и над Киевом.
— Как вы себя чувствуете? — задал Тарас Адамович Вере банальный вопрос, на который она, вероятно, отвечала уже сто тысяч раз.
Она чуть медлит, потом произносит:
— Не знаю… Как-то. Что с ними будет?
Он понимает: она спрашивает о Щербаке и Корчинском. Однако бывший следователь не уверен, что именно девушка хочет услышать в ответ.
— Суд. Возможно — Сибирь. Точно не знаю.
— Приговоры будут одинаковыми?
— Не обязательно. Возможно, Корчинскому грозит более суровый. Марьяна… — объяснил Тарас Адамович.
Она молчала. Он спросил:
— Почему вы поинтересовались?
— Не знаю, как объяснить. Думаю об этом постоянно. Мне не сложно понять мотивы Яся — у него была личная неприязнь ко мне или Назимову, наверное — к Марьяне. Может быть, это мы виноваты в том, что случилось?
— Нет, Вера. Виновный всегда тот, кто совершает преступление.
Она смотрела в окно, будто не слыша его.
— Почему вы спросили?
Бывший следователь отставил чашку, которую до этого держал в руках.
— Не знаю. Просто думаю, что если кто-то совершает преступление по личным мотивам — это… это можно понять как-то… по-человечески. Возможно, мне не следовало насмехаться над ним, не позволять Назимову… Марьяна могла быть излишне сурова с поклонниками, которых не считала… достойными. Но когда кто-то запирает тебя в подвал, хотя не имеет никакого мотива лично против тебя… Понимаете, Олег был мне другом. Он рассказывал смешные истории, помогал делать грим. Мы вместе ходили на каток, гуляли в Шато де Флер. Это были не романтичные отношения, нет, но… Зачем он это сделал? — спросила она, обратившись к Тарасу Адамовичу. И, не ожидая ответа, продолжила: — Когда кто-то совершает преступление без личной ненависти к тебе — вот что страшно.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
