Старуха одним грациозным движением сбила его с ног, и магистр врезался сразу в двоих стражников, кинувшихся на подмогу неизвестно кому из дерущихся.
Голос удвоил усилия, но вместе с тем попытался стать членораздельным:
– И-ирс-с-си-ика! Как пос-смела!
Карлица отвернулась от меня, мимоходом вновь, как кутенка, отшвырнула прыгнувшего на нее Дункана, который опять пролетел через весь помост, прихватив по пути еще несколько черных фигур, вскинула руки и провозгласила загадочно:
– Азэйсм Оссия!
И вся вспыхнула искрящимся сиянием.
Ирсика на глазах преображалась. Белоснежные волосы разметались по плечам, тело выросло и выпрямилось. Гневные, но совершенно ясные глаза ее пронзительно оглядели всех и вся. Балахоны смешались, засуетились, путаясь в просторных складках.
– Долго же ты пряталас-сь, Ос-с-сия! – Ревущий голос потряс своды. – В нашу последнюю встречу ты была покрас-сивее, тебя даже приятно было убивать. Что ты з-здес-сь потеряла? Девчонку?
– Возьми меня вместо нее! Я для тебя более ценная добыча!
– 3-заблуждаешьс-ся, ведунья! Она моя! И она это з-знает! Ты не с-сможеш-шь мне помешать! Мое время приш-шло! Я – вс-сюуду, а-аус-с-су-у…
Дух Бужды вдруг поперхнулся, смялся в животный вой и попытался раздавить неожиданную помеху мощью невидимой глотки.
Голорукие стражники, которых Голос стегнул приказом, как бичом, выпучив бессмысленные глаза, ощетинились мечами и кинулись на Оссию недружной пошатывающейся сворой. Она выкинула им жезл как кость, и еще в полете он покрылся дымком, пыхнул и растаял клубом тумана со всеми, кто успел в него ступить.
На опоздавшего к раздаче исчезновений Дункана свалилось потерявшее опору когтистое навершие жезла и прочно насело перепончатой лапой на голову. Ошарашенный вояка вступил в борьбу с новым врагом. Лапа не поддавалась.
Между тем дребезжащий от натуги воющий Голос все набирал и набирал обороты, с возросшей силой хлеща звуком, словно кнутом. Присутствующие не выдержали и дружно зажали уши. Им стало не до драки. Рев нарастал.
Хозяин, пытаясь убить Оссию, убивал всю свою армию. Кто мог, бежал к выходу, но падал, как подкошенный гигантским серпом. У некоторых сквозь пальцы засочились тонкие красные ручейки.
Закогтенный Дункан смирился с подаренным судьбой шлемом и неожиданно сменил направление атаки, развернувшись в мою сторону. Жезл его вспыхнул, мои путы растаяли, слизнув и кожу, с которой соприкасались. А ноги… мне показалось, что они расплавились в охватившем их огне. Я призвала мысленно: «Дик!» Но ничего не произошло. Вместе с болью меня пронзил ужас: магистр сжег мой рандр!
Побледневшая Оссия обрушила на Дункана гибкий, как змея, столб голубого пламени. Магистр отпрыгнул гигантским сверчком, пролетев между мной и висевшим в пустоте зеркалом, но при всей стремительности движения успел выметнуть руку и толкнуть меня, опрокидывая в так долго ждавшую добычи могилу.
Вой сразу стих, как будто уши мне залило вязкой болотной жижей. Саркофаг тут же начал нехотя ложиться навзничь. Так же невероятно медленно я в него погружалась.
Дрессированный дельфин мчался в толще вод. Его великолепное обтекаемое тело обременяла безобразная железная опухоль с зарядом смерти. Тот, кто его отправил, ждал на берегу, когда живая торпеда достигнет цели. Тогда он нажмет кнопку. Люди должны быть в безопасности.
Только вот кнопку уже не нажать – рандр, который я несла на себе к цели, разрушен. Да и зачем он мне?
Госпожа Аболан распахнула влажные глаза, улыбнулась. И я услышала: «Рандр связует тебя с миром, а нужно, наоборот, эту связь разъять. Именно разъ-я-ть. Обойдемся словом. Нужны только воля и вера. Воля и вера!»
Саркофаг не торопился закусить. Он всасывал меня неспешно, тщательно, со вкусом и толком гурмана.
И внезапно я почуяла Тварь. Ниг был не там, где виделся и слышался. Безликий, бесформенный, беспредельный, он таился сзади меня, за спиной, в бездне, прикрытой видимостью саркофага.
Когда-то он дождался хорошей добычи – поглотил маленького жреца, неудачника-провидца, разменивавшегося по мелочам астрологии. И Бужда внезапно обрел силу, стал великим пророком и жил невероятно долго для человека. Ниг не может существовать без того, что мы называем чудесами. Это его стихия – круговорот форм. Его дыхание. Его энергия. И он творил чудеса, превращая одни вещи в другие.
Он переставлял горы, пожирая их в одном месте и выплевывая в другом, шутя превращал озера пресной воды в вино, камни в хлеб, а птиц в камни. Но, когда до него добралась Лига, ниг ускользнул, покинул свой якорь – тело смертного, и позволил ему сгнить в хранимом веками как святыня саркофаге. Но и спящим он перетекал в глыбы Цитадели, подминая под себя тесные островки архипелага. А когда его призвали адепты Ордена Гроба, каким-то страшным чудом нашедшие путь к спящему, потребовал нового разумного тела. Не всё же по орденским регалиям сонно ворочаться.
И только Провидец мог дать ему себя, не умерев преждевременно, не утратив связей с этим миром прежде, чем Тварь перехватит и замкнет их на себя. Только тот. кто не погряз в видимости себя, чье присутствие в текущей реальности зыбко, как тающее облако. Только тот, чье настоящее никогда не бывает настоящим в полной мере. Только тот, кто мог разъять связь времен и миров.
И в этот миг разъятия Тварь сомнет его и перехватит нити, и свяжет их так, как сочтет нужным.
И в мир явится Ниг.
Очнется дремлющая плоть Цитадели, оживет земля архипелага.
Очнутся все ее осколки и крупинки в мешочках-ладарах, которые носят у сердца сотни, тысячи тысяч пробужденных.
Очнется овладевшая их пустой оболочкой Сущность – одна на всех, одна во всех – Тварь. Всюду. Во всех концах земли. Ни Владыка, ни Лига не в силах такому помешать. Не в силах даже предвидеть.
И Ниг поглотит мир Вавилора.
Но как ему сегодня не повезло! Сегодня не лучшая ночь для паразитов.
Ты слишком близко подпустил меня, ниг!
И, не оборачиваясь, не глазами, а всем измученным существом я увидела его.
Дрессированный дельфин с зашитой в теле смертью добрался до цели. Она колыхнулась и соткалась из ничего, вспыхнув снопом яркого белого света… Вздыбилась белоснежная безглазая Тварь и раззявила пасть мне в лицо. И замерла, почуяв: «Натх!!!»
Одновременно Оссия махнула раскрытой ладонью, из которой вырвался и разбежался по всему залу сноп ослепительных искр с тонким звоном, от которого вой разом съежился, словно ком снега под солнечными лучами, и гневно крикнула:
– Не подавись, Тварь!
Громовое эхо ответило ей откуда-то издалека:
– Эл…рах…м ол…олин!
Сноп огня прорвал стену. В пролом ворвалась сверкающая золотая молния с бешеной мордой Пелиорэнгарса. За спиной дракона полыхнула еще одна ослепительная вспышка, сдобренная грохочущим гласом:
