Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
477 (261) Как я показал в своей книге о либидо, в корне регрессивной тоски, которую Фрейд рассматривает как «инфантильную фиксацию», или «желание инцеста», лежит особая ценность и специфическая потребность, приобретающие эксплицитный характер в мифе. Именно самые сильные и лучшие из людей, герои, поддаются регрессивной тоске и нарочно подвергаются опасности быть проглоченными чудовищем из материнской бездны. Но если он герой, он герой потому, что не дал чудовищу окончательно поглотить себя; напротив, он побеждает чудовище, и не один раз, а много. Сама победа над коллективной психикой дает истинную ценность – завладение сокровищем, непобедимым мечом, магическим талисманом или любым другим предметом, который в данном конкретном мифе является желанным благом. Любой, кто отождествляет себя с коллективной психикой или, выражаясь мифологическим языком, позволяет чудовищу поглотить себя и исчезает в нем, получает сокровище, охраняемое драконом, но делает это против своей воли и только во вред себе.
478 [Посему не следует минимизировать опасность пасть жертвой коллективной психики. Идентификация с ней есть шаг назад, еще одна совершенная глупость; принцип индивидуации отвергается и вытесняется под покровом индивидуальных деяний; человек преисполняется призрачного тщеславия, ибо, как ему кажется, он наконец нашел то, что истинно принадлежит только ему. В действительности же он обнаруживает не свое собственное, а скорее вечные истины и заблуждения коллективной психики. В коллективной психике истинная индивидуальность теряется.]
479 Идентификация с коллективной психикой оказывается, таким образом, ошибкой, которая, хоть и в другой форме, заканчивается так же катастрофично, как и в первом случае, который ведет к отделению персоны от коллективной психики.
5. Основные принципы работы с коллективной идентичностью
480 Чтобы решить проблему, связанную с ассимиляцией коллективной психики, и найти практический метод лечения, мы должны прежде всего принять во внимание недостатки двух только что описанных процедур. Мы видели, что ни та, ни другая не дают хороших результатов.
481 Первая, предполагая отказ от жизненно важных ценностей в коллективной психике, просто возвращает нас к исходной точке. Вторая проникает прямо в коллективную психику, но ценой того отдельного человеческого существования, которое само по себе может сделать жизнь сносной и удовлетворяющей. Тем не менее, каждый из этих способов затрагивает абсолютные ценности, которые не должны быть утрачены индивидом.
482 Беда, таким образом, заключается не в коллективной психике и не в индивидуальной психике, а в позволении одному исключить другое. Склонности к этому способствует монистическая тенденция, которая всегда и везде ищет единый принцип. Монизм, как общая психологическая тенденция, характерен для всего цивилизованного мышления и чувствования и проистекает из желания возвести ту или иную функцию в высший психологический принцип. Интровертный тип знает только принцип мышления, экстравертный тип – только принцип чувства[207]. Преимущество данного психологического монизма, или, вернее, монотеизма, в простоте, недостаток – в односторонности. Это подразумевает, с одной стороны, исключение разнообразия и богатой реальности жизни и мира, а с другой – легкость реализации идеалов настоящего и ближайшего прошлого, но без реальной возможности человеческого развития.
483 Не меньше склонность к исключительности поощряет и рационализм. Суть его состоит в категорическом отрицании всего, что противоречит тому, как человек видит вещи, исходя из логики интеллекта или логики чувств. Он одинаково монистичен и тираничен по отношению к самому разуму. Мы должны быть особенно благодарны Бергсону за то, что он горячо отстаивал иррациональное. Хотя это может прийтись вовсе не по вкусу научному уму, психологии придется признать множественность принципов и приспособиться к ним. Это единственный способ не позволить психологии оказаться на мели. В этом вопросе мы многим обязаны пионерской работе Вильяма Джемса.
484 Что касается индивидуальной психологии, однако, то здесь наука должна отказаться от своих притязаний. Говорить о науке индивидуальной психологии уже есть терминологическое противоречие. Только коллективный элемент в психологии индивида представляет собой объект для научного изучения, ибо человек по определению является чем-то уникальным, что нельзя сравнить ни с чем другим. Психолог, исповедующий «научную» индивидуальную психологию, просто отрицает индивидуальную психологию. Он вызывает справедливое подозрение в том, что его научно-индивидуальная психология не более чем его собственная психология. Психология каждого человека требует собственного руководства, ибо общее руководство возможно только для коллективной психологии.
485 Эти замечания суть вступление к тому, что я должен сказать о решении вышеуказанной проблемы. Фундаментальная ошибка обеих процедур заключается в отождествлении субъекта с той или иной стороной его психологии. Его психология столь же индивидуальна, как и коллективна, но не в том смысле, что индивид должен раствориться в коллективном, а коллективное – в индивиде. Мы должны четко разграничивать концепцию индивида от концепции персоны, ибо персона может полностью раствориться в коллективном. Индивидуальное, напротив, никогда не может быть объединено с коллективным и не тождественно ему. Вот почему как отождествление с коллективным, так и умышленное отделение от него суть синонимы болезни.
486 Провести четкую грань между индивидуальным и коллективным невозможно. Даже если бы это было возможно, это было бы совершенно бессмысленно и бесполезно для нашей цели. Достаточно знать, что человеческая психика носит как индивидуальный, так и коллективный характер, и что ее благополучие зависит от естественного взаимодействия этих двух явно противоположных сторон. Их союз, по сути, есть иррациональный жизненный процесс, который, самое большее, можно описать в отдельных случаях, но нельзя ни вызвать, ни понять, ни объяснить рационально[208].
487 Если мне простят юмористическую иллюстрацию отправной точки для решения нашей проблемы, я бы упомянул Буриданова осла, стоящего между двумя копнами сена. Очевидно, сам вопрос поставлен неверно. Важно не то, какая копна лучше (справа или слева) или с какой ему начать, а то, что он хочет в глубине своего естества – к какой его влечет больше? Осел хотел, чтобы объект решил это за него.
488 Правильно поставленный вопрос должен звучать так: чем в настоящий момент и для данного конкретного индивида репрезентировано естественное желание жизни?
489 На этот вопрос не ответит ни наука, ни житейская мудрость, ни религия, ни добрый совет. Решение может исходить исключительно из абсолютно беспристрастного наблюдения тех психологических зародышей жизни, которые рождаются из естественного союза сознания и бессознательного, с одной стороны, и индивидуального и коллективного – с другой. Где же мы находим эти зародыши жизни? Один человек ищет их в сознании, другой – в бессознательном. Но сознание – это только одна сторона, а бессознательное – только его обратная сторона. Мы никогда не должны забывать, что сновидения суть компенсаторы сознания. Если бы это было не так, нам следовало бы рассматривать их как источник знаний, стоящий выше сознания: мы бы опустились до ментального уровня предсказателей будущего и были бы вынуждены принять всю тщетность суеверия или, следуя общераспространенному мнению, отрицать ценность сновидений вообще.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
