Недотыкомку серуюХоть со мной умертви ты, ехидную,Чтоб она хоть в тоску панихиднуюНе ругалась над прахом моим.
Фёдор СологубПочти месяц прошёл с завершения передачи. Деньги от продажи клада покрыли значительную часть долга, но, чтобы заработать оставшуюся, Алтаю пришлось бы потратить не один год, и то при условии, что он не будет ни есть, ни пить, ни платить за коммунальные услуги. Как-то раз Алтай вышел из офиса – его арендодатель согласился потерпеть ещё немного, прежде чем выставить из помещения неудачливого съёмщика, для чего Алтаю пришлось применить силу убеждения и обаяние, остатки которого чудом сохранились в нём после всех скорбных событий – шатаясь от усталости, из-за нервов и недостатка питания похудевший так, что ветер чуть не сдувал его на проезжую часть. Он свернул за угол и был подхвачен под руки двумя мордоворотами архетипического вида и препровождён в огромный архетипический же чёрный внедорожник, где за рулём сидел третий верзила. У третьего на лице отражалось какое-то подобие мыслительных процессов, благодаря чему, видимо, ему и доверили управление этим катафалком. Алтай попытался выяснить у ребят, не охренели ли они часом, хотя догадывался, чьи интересы представляют эти три натянутые на промышленные холодильники костюма.
Поехали окольными путями, видимо, чтобы деморализовать жертву. На всякий случай посмотрев назад, Алтай выяснил, что за ними едет ещё один джип-двойник.
– Я польщён, что вы взяли на себя труд организовать целый кортеж для меня, – сказал он, желая, в свою очередь, деморализовать гвардейцев употреблением незнакомых слов и сложных речевых конструкций.
– А-а, много не говори-а, – ответил с угрозой тот, что сидел справа.
Удалившись от цивилизации на расстояние, показавшееся добрым молодцам достаточным, заехали на пустырь и выгрузились. Второй джип разродился ещё тремя пассажирами, такими же крупными. Алтай вышел и сразу закурил, сыпля искры в лица своих похитителей.
– Ты кто такой, что деньги не отдаёшь нашему ряису?[28] – спросил один, самый упитанный и высокий, пытаясь звучать грозно и агрессивно, но свойственное его народу ленивое миролюбие так и просвечивало из-под маски. Очевидно, этот здоровяк был главным.
– Я в последнее время много кому не могу деньги отдать. Вы от какого именно босса? Или у вас, судя по количеству, сборная команда? – Умирать – так с песней, подумал Алтай и решил немного поизгаляться над несчастными исполнителями.
Большого такой ответ, естественно, разозлил, и он начал рыться в багажнике джипа. Из любопытства Алтай тоже украдкой заглянул в багажник, где приметил бейсбольную биту. «Парни серьёзно подготовились», – подумал он. Дитя Кубинки, Алтай не особенно испугался, скорее, почувствовал себя как человек, которому предстоит нудное неприятное дело, грозящее вдобавок плохо отразиться на здоровье. Главный вынырнул из багажника с пистолетом.
– Это видишь? – он помахал перед носом Алтая оружием.
– Да у меня вообще зрение неплохое, – холодно ответил Алтай. – Кстати, я не так молод, как вам кажется, так что обращайтесь ко мне на «вы».
Главному с детства не нравилось, когда его воспитывали, и он ударил Алтая по лицу. Тот, услышав хруст, разъярился, поэтому сделал вид, что в приступе слабости прислонился к машине, нащупал в оставшемся открытым багажнике биту и вернул удар. Прицелиться как следует ему не удалось – в глазах было темно, – но куда-то он определённо попал. Биту у него тут же отобрали.
– Я тебя сейчас пристрелю! – завизжал главный, размахивая пистолетом. Другой, помельче и юркий, исполняя роль хорошего копа, начал приплясывать возле них, увещевая большого:
– Успокойся, не надо.
– Если ты меня пристрелишь, то я уже точно никому ничего не смогу заплатить, – заявил Алтай. Верзила обиженно насупился, но быстро нашёлся:
– А я тебе ногу прострелю.
– Успокойся-а, не надо, – читал заклинание юркий. Его коллега продолжал неистово встряхивать пистолет, словно пытался согнать севшую на него упрямую муху, и тут – никто не понял, как это случилось – оружие вырвалось из его руки и, вращаясь, влетело прямо в лоб одному из парней в костюмах. Раздался звук как от удара чугунным ядром по колоколу и вопль.
– Ты с ума сошёл?! – взвыл пострадавший, прижимая ладонь к ране на лбу.
– Прости, родной, ради Аллаха, сам не знаю, как это получилось, – сокрушался главный, пока Алтай давился нервным смехом.
– Крепче да держи его, – посоветовал кто-то.
Главный покрепче взялся за возвращённый ему пистолет, снова наставил его на Алтая и вернулся к прерванному диалогу:
– Я тебе сейчас ногу прострелю.
– Ну, тогда я буду долго лежать и лечиться, и денег точно не заработаю, – Алтай развёл руками.
– Он меня в живот ударил, дай я с ним поговорю, – сказал водитель и начал грозно надвигаться на пленника, но наступление было внезапно прервано ногой юркого, неизвестно как оказавшейся на пути водителя, и столкновение это имело плачевные последствия – водитель отведал пыли пустыря, а «хороший коп» завизжал, как может визжать только человек, ударившийся мизинцем. Главный от неожиданности снова выронил пистолет, и тот, упав особенно неудачно, самовольно выстрелил, поразив ляжку второго водителя, который немедленно сел на землю и начал почтительно ругаться (как бы там ни было, начальников слишком сильно ругать нельзя, даже если они вас случайно подстрелили).
– Сегодня какой-то неудачный день, – смущённо сказал главный своим ребятам, и все с ним согласились. Алтай подумал, что неведомая сила случая, помогающая ему, может иссякнуть, и решил закончить разговор, пока эти недотёпы случайно не поубивали друг друга – он ведь потом не докажет, что это не его рук дело.
– Я завтра сам пойду к вашему начальнику и поговорю с ним, – сказал он, безуспешно вытирая кровоточащую губу, которая после первого удара радостно лопнула по старому шраму и теперь пачкала любимую куртку. В обещании прозвучала угроза неясная и оттого ещё более страшная; в головы похитителей закралось неприятное подозрение, что они, может быть, чего-то недопоняли.
– Отвезите меня и высадите на том месте, где взяли, – потребовал Алтай, сплюнув кровь под ноги главному (не нарочно, тот просто стоял близко).
