В этот момент он увидел, что Убийца тянет к нему свободную руку, и из неё идёт чёрный поток энергии. Нет, Убийца не атаковал, как могло бы показаться. Он действительно предлагал Дитриху свою силу — и та шла к нему медленным потоком, касаясь груди и заключая его тело в свои объятия. И всего минуту назад Дитрих бы с мстительной, ненавистной радостью принял бы эту силу, встал бы на эту стезю и мстил бы, мстил и мстил, но после того, как он повторно пережил свою смерть… в его голове словно что-то перемкнуло. Убийца, конечно, достаточно настрадался в своей жизни, ибо вынужден был наблюдать, как значительно раньше своего срока бессильно угасают его родные в бесконечном служении драконам. Он имел право на все эти поступки, он имел право чувствовать гнев и ярость. И всё же Дитрих ощущал, что ему на этот путь вступать не следует. Ибо каждое действие, которое происходит на земле, имеет значение. Ибо оно приносит драгоценный опыт и знания, опираясь на которые, можно понимать и предугадывать, какие действия можно совершать дальше, а какие — лучше не стоит. Но в каждом действии есть одна непреложная истина: в любом действии главное — вовремя остановиться. И потому Дитрих с лёгкой улыбкой покачал головой, и чёрный поток энергии внезапно отпрянул от Дитриха с таким же испугом, с которым Цвета избегали любых контактов с самим Кошмаром.
Убийца, казалось, не поверил своим глазам. Решив, что произошла какая-то ошибка, недоразумение, он снова направил поток чёрной энергии Дитриху, предлагая принять его. И, получив второй отказ, он снова полностью утратил человеческие черты.
— Почему? Почему ты отказываешься?! — с яростью прошипел он, — ты же понимаешь, что вот это, — в разуме Дитриха вспыхнули воспоминания о первом срыве, из которого его спасал Гиордом, — вот это, вот это, равно как и это, — воспоминания о том, как Меридия ломает ему руку, как Мизраел копается в его воспоминаниях, как он снова переживает боль Тургора, — было сделано не случайно? Что драконы именно этого и добивались?!
— Ну, с Меридией я бы поспорил, — мягко возразил Дитрих, — конечно, Мизраел извлёк из этого свои выгоды, и всё же я сомневаюсь, что она это сделала специально. А так да, я готов поверить, что всё остальное было подстроено Старшими драконами намеренно.
— ТОГДА ПОЧЕМУ ТЫ УПОРСТВУЕШЬ?! — в отчаянии прорычал он сквозь стиснутые зубы.
— Потому что то, что предлагаешь ты — ещё хуже. Потому что ты вместо янтаря хочешь заключить меня в чёрную смолу. Потому что вместо того, чтобы оставить все эти вещи позади и двигаться дальше, навстречу новому, ты предлагаешь мне запечатать все эти страхи и страдания в своей душе и, бесконечно преумножая их, обращать в силу, необходимую для такой мести.
— Ты что, шутишь? — тёмная материя, обволакивающая Убийцу, с гневом колыхнулась, — забыть о том, что творили со мной и с моими близкими? Просто оставить это позади? Да ни за что!..
* * *
Шакс отказывался верить своим глазам. Он искренне не понимал, как Дитрих может быть сейчас так твёрд и спокоен. Нехотя он признавал, что перед ним сейчас стоит дракон, силой духа не уступающий Играду, чья душа томится в этом проклятом клинке. Но почему?
— А ты думаешь, — заговорил Дитрих, — твои родные одобрили бы твой выбор? Если бы ты честно расправился с драконами, и все предстали бы друг перед другом По Ту Сторону — такое, может бы, и одобрили. А так… мучительно заставлять себя жить дальше каждый день… Неужели оно того стоит? Сейчас твои близкие уже там, где им ничто не принесёт огорчений. Но радуются ли они за тебя, зная, на какие страдания ты обрёк себя ради мести?
И эти слова будто надломили лёд в душе Шакса. Чёрный лёд, в трещине которого забрезжил свет. Воспоминания о близких словно навеяли давно позабытое тепло. И уже который раз до него донёсся кричащий шёпот Мизраеловой дочери, которая каким-то невероятным образом пробила к нему астральную тропу:
— Очнись, брат мой, очнись от этого Кошмара. Очнись, прошу тебя, очнись!..
Но чуда не случилось. Трещина в душе заросла обратно, свет погас, тепло ушло, поглощённое холодом Кошмара. Шакс снова смотрел на Дитриха… и понимал, что тот не уступит. Он почти кожей чувствовал сострадание, искреннее сочувствие, которое к нему испытывал дракон… Но ощущал, что его стороны он не примет.
— Как же это случилось? — беспомощно спросил Шакс, — как у тебя получилось так просто это принять? Ты должен был стать моим…
— Ты несколько… переусердствовал, — неожиданно хмыкнул Дитрих, — после того, как со мной говорил дух моего бывшего отца, я на коленях готов был молить тебя о том, чтобы ты передал мне своё бремя. Но ты заставил меня вспомнить слишком много. В том числе и собственную смерть.
Взгляд Дитриха затуманился, и оттуда на мгновение проглянула бездна. Такая манящая и притягательная, обещающая долгожданный покой, что Шакс, почти забыв обо всём, едва не отпустил чёрный клинок. Почти… ибо в последний момент он всё-таки сдержался.
— А смерть здорово очищает душу, — продолжал Дитрих, казалось, даже не замечая, какие сомнения он посеял в его душе, — сразу очень многое становится на свои места. Сразу испаряются гнев и злоба, которые ни в одном правом деле не помощники. Становится так легко, так хорошо… без сарказма, рекомендую. Вернее, рекомендовал бы, если бы не особенности твоего… нынешнего положения.
— Ну так, попробуй, убей меня, — прорычал Шакс, — ты подошёл ко мне слишком близко, и ты до сих пор находишься под влиянием этой вероломной остроухой шлюхи. Я ничего не могу тебе сделать, а даже если бы и мог…
* * *
— … то не захотел бы? — проницательно спросил Дитрих.
— Я делал на тебя слишком большую ставку, — прохрипел Убийца, опускаясь обратно, — пожалуй, даже большую, чем эти четверо. Проклятье, Дитрих, зачем ты мне об этом напомнил? Напомнил, как я устал, как я хочу, чтобы всё это кончилось…
— Извини. Я не специально, — виновато развёл руками дракон.
— Значит, не будешь пытаться убить? — снова недоверчиво спросил Шакс, — тебя же готовили именно к этому.
— Несомненно, — кивнул Дитрих, — драконьи хозяева много чего хотели и много к чему меня готовили — во имя своих собственных целей. И именно поэтому я точно знаю, что нам с тобой не нужно драться. Потому что никто от этого не выиграет. Потому что если проклятие уйдёт так — от этого не будет никакого толку. Чтобы драконы действительно очистились от проклятия и смогли жить дальше, надо… — он замолчал. Ибо последние слова были настолько невозможны, что даже просто вслух их произнести было неимоверно трудно.
— Надо что? — спросил Шакс, вперяя в Дитриха тёмный взгляд.
— Надо, чтобы мы оба поверили в то, что драконы заслуживают этого шанса, — тихо закончил он.
— То есть ты не веришь в то, что драконы его заслуживают?! — с торжеством спросил Убийца, от волнения снова поднимаясь на ноги и с надеждой смотря на принца.
— Я верю в то, что никакое наказание не может длиться вечно, — спокойно ответил Дитрих, — справедливо ли то, что происходило с драконами последние шестьсот лет? Скорее всего, да. Но… всему должен быть хоть какой-то предел. Верю ли я в то, что драконы заслуживают второго шанса? Скажу честно — не знаю. Но я верю в то, что это надо прекратить. Надо позволить драконам попробовать ещё раз. Потому что если и дальше душить их этой болью — надолго ли хватит их терпения? На что будут способны драконы, если узнают, что от боли они никогда не избавятся, и терять им нечего? Ты, конечно, можешь их довести до такого состояния, до которого они довели тебя. И в твоих глазах это, наверное, даже будет честно. Но ты же понимаешь, что так же это неизбежно запустит новый виток ненависти. И рано или поздно снова прольётся кровь… гораздо больше крови, ибо подобных тебе уже не будет ни среди людей, ни среди других рас. Я не желаю такого исхода. И потому я признаю, что драконы заслуживают второго шанса, даже если не особо в это верю.
