- Тут сказано… - отец начал медленно складывать записку. – Чтоб я следовал за этим мертвяком… - он кивнул на тело. – Если хочу найти сына. – и он нагнулся, поднимая с ковра Митин изодранный шейный платок. И скомкал его в кулаке.
- Шо, так и казалы – за мертвяком идтить? Ну, зовсим знахабнилы. – прогудел из коридора Гнат Гнатыч.
- Сказано, «за подателем сего». – криво усмехнулся отец. – Занятно, что нет требования не сообщать в полицию.
- Наверняка знают, что вы и есть полиция. – пробормотал старший Штольц. – Как же мы теперь, Аркадий Валерьянович? – он все еще нянчил секиру, растерянно поглядывая то на Меркулова, то на мертвое тело. – Он-то нас уж точно до места не проведет.
- Кто вам сказал, любезный Свенельд Карлович, что он бы нас довел до места? Во всяком случае, до места, нужного нам? – усмехнулся отец. – Мы с вами пойдем вовсе не туда! – закончил он, вынимая из кармана другой листок, взятый в Митиной комнате.
Глава 41. Злодеи и сообщники
Митя шумно выдохнул. Руки, цепляющиеся за решетку на окне, мелко дрожали. Мощные, сбитые чуть ли не из цельных стволов ворота дома-крепости с грохотом захлопнулись, тяжеленный засов ухнул в пазы, но Митя лишь засмеялся – отрывисто и нервно, отпуская скопившийся внутри страх. Что эти ворота для двух паро-ботов?
«Обошлось, неужели обошлось…»
На лестнице заорали – пронзительно и страшно:
- Как они здесь очутились? Их же должны были к цехам отвести! Вы обещали, что там их и закопают! – верещал пронзительный голос, похожий и одновременно непохожий на голос младшего Лаппо-Данилевского.
- Не верещить, паныч! Здесь закопать ничуть не хуже выйдет! – прогудел напряженный, как провод к свечам Яблочкина, голос Бабайко.
- Вы в уме? Они же сейчас все тут разнесут! – снова заверещали ему в ответ.
- Не разнесут… Тащить сюды тех двоих!
Множество ног затопотало по лестнице и вместе с ними вверх покатился знакомый чудовищный смрад.
Митя судорожно сглотнул подкатившую к горлу тошноту и почувствовал, как бледнеет – точно льдом провели по щекам. Пока еще его тошнит от… ЭТОГО, но если он не найдет способ выкрутится и на сей раз, тошнить перестанет, и тогда – все. Конец. Он взбрыкнул ногами, торопясь спрыгнуть на пол… Манжет его единственной оставшейся приличной рубашки зацепился за оконную решетку. Митя стиснул зубы, чтобы не взвыть в голос… отчаянным усилием воли подавил панику, подтянулся на одной руке… и принялся аккуратно отцеплять манжет от железной занозы:
«Я не позволю себе порвать рубашку. Я не позволю себе… панику».
Грохот шагов докатился до крохотного «пяточка» в деревянной башне.
- Открывайте быстрее! – взвизгнули пронзительно.
- Не орить, панычу… - гремя ключами, пробурчал Бабайко.
- Не смейте так со мной разговаривать, вы… - сорвался на верещание Алексей.
Манжет, наконец, отцепился, Митя повис, цепляясь за решетку и костеря на все лады вдруг озаботившегося уважением к своей особе Лаппо-Данилевского.
- Ежели дуже хочете, щоб вас признали – та пожалуйста, хто може запретить. - пробухтел Бабайко… звучно лязгнул ключ.
Гро-гах! Гро-гах! По дому-крепости словно прокатилась мелкая, испуганная дрожь – паро-боты приближались. За дверью гнусно выругались…
Митя наконец спрыгнул вниз. Метнулся к разорванным оковам у стены, подхватил стальной наручник, наматывая обрывок цепи на кулак.
- Где этот мерзавец? Куда он делся? Говори, говори! – вопил Алексей. И глухие звуки – будто кулаком в подушку: за дверью кого-то били. Легко догадаться – кого.
- Уймиться! Уймиться, кажу, вы ж его вбьете, а он нам потрибен! Ты! Тащи его наружу! – заорал Бабайко.
Смрад стал сильнее – будто вскрытый могильник разворошили палкой – снова раздался топот, и крик:
- Отпустите меня немедленно! Schweine! Schurken!
- Давай, давай, немчик! Там за тобой брательник приехал – перемолвься с ним словечком! А ну, не смыкайся! – проорал Бабайко. Снова донесся шум, грохот, что-то… или кто-то… покатился по ступеням – Ингвара волокли наружу.
- Ишь, немчура поганая! – совсем рядом прохрипел Бабайко. – Ничего… Мы к воротам, а ты ищи второго! Соседнюю камеру проверь!
- Та шо там проверять, Остапу Степановичу, заперто усе! – чуть не над самым ухом у Мити жалобно проныл Юхим, следом донесся смачный удар… и тяжелое тело врезалось в створку двери, за которой притаился Митя.
- Поговори мне еще! – рявкнул Бабайко и его шаги загрохотали вниз по лестнице.
- Чого сразу бить-от? – обиженно пробормотал Юхим… и ключ зашебуршал в замке.
От накатившего из-за плотно сбитых досок смрада темнело в глазах и невыносимого хотелось блевать. Ледяная дрожь прошила тело, пришлось перехватить правой рукой левую, с намотанной на нее цепью, чтоб звенья не щелкали друг об друга.
«Только бы не… только бы…»
Створка медленно, с тягостным скрипом отворилась. Блеклая тень упала на пропитанный старой кровью пол… и в камеру шагнул мертвец. Огромная широкоплечая туша в одной лишь перепрелой, почерневшей от земли рубахе. Мертвяк сделал шаг, другой… и начал медленно поворачиваться. Его глаза – один вытекший полностью, а другой ссохшийся, так что казался горошиной в пустой глазнице – уставились на прячущегося под прикрытием косяка Митю…
- Що, нема? – сторож нетерпеливо сунул голову в комнату…
Как учили дядя и кузены! Митя резко, без замаха выбросил обмотанный железом кулак вперед…
Браслет кандалов врезался сторожу в лоб. Тот почти беззвучно вякнул, широко разевая рот… и начал валиться на пол.
Митя даже не ожидал, что успеет так много и сразу: ухватить падающего сторожа за шиворот, выдернуть у него из рук ключи, пнуть, направляя башку сторожа мертвяку в живот… и сигануть через порог, захлопывая за собой створку.
Он успел еще всем телом навалиться на дверь, когда с другой стороны в нее врезалась громадная туша, едва не отбросив Митю к противоположной стене. Ключ не вошел, а со скрежетом вбился в замочную скважину, и Митя быстро провернул его в замке.
Дверь снова прогнулась от чудовищного удара изнутри – но устояла. Не теряя времени, Митя ринулся вниз по лестнице, прочь из деревянной башни.
На верхнем житье крепости-терема стояла тишина настолько нерушимая, что Митя даже утратил часть своей настороженности. Зашагал через анфиладу бревенчатых комнат широко и быстро… и едва не врезался в застывшую у стены молодуху в простом крестьянском платье, прижимавшую к себе паренька в одной нестиранной рубашонке. Мите сперва показалось, что это снова мертвяки – так неподвижно они стояли, таким застывшим было лицо женщины. Лишь глаза блеснули живо, и уставились прямо на Митю… Решение пришло мгновенно. Он выпучил глаза, напрягся, деревенея мышцами лица… и не останавливаясь, промаршировал мимо женщины на негнущихся ногах, гулко бухая пятками в пол.
