Что – правда? Падшая главаПоверженные в прах пророкиИмеют вечность божестваНачертанные кровью строки[102]…
В историю имеют права войти лишь те ее строки, что написаны кровью. Верно, Николай Степанович, милейший?
Гумилев похлопал в ладоши – искренне, не из вежливости.
– Только что сочинили, Борис Викторович? Неужели.
– Истинный крест. Николай Степанович. Истинный крест.
– Дважды и трижды браво, Борис Викторович. Аплодирую не только вашему таланту стихотворца, но и вашему самообладанию.
– Ну вас Николай Степанович.
– Истинно Борис Викторович. Тем более что в папке, которую вы только что просмотрели – достаточно материалов для вашего немедленного ареста.
– Полноте Вам, Николай Степанович. Это по каким таким обвинениям. позвольте полюбопытствовать.
– Государственная измена. Вооруженный мятеж. Терроризм. Шпионаж в пользу Британской Короны. Я перечисляю только самые тяжкие статьи, не беря в расчет такие, как например, незаконная торговля оружием – ведь вы вооружали бандформирование известное как Идарат с казенных складов, верно? Частично изъятым и предназначенным к уничтожению оружием, а частично новейшими образцами. Я ничего не путаю, Борис Викторович?
– Ну, если быть совсем точным – частично это оружие все-таки было оплачено. Кое-что пришлось покупать в Европе.
– И конечно, из рептильного фонда[103] Заграничного отделения, Борис Викторович.
Савинков вздохнул.
– Правда ваша, Николай Степанович. Правда ваша.
– Давайте, начнем с самого начала, любезнейший Борис Викторович. Вы, Борис Викторович Савинков, член партии эсеров…
– Бывший член – уточнил Савинков – меня исключили. Вполне официально, по уставу партии, собрались и исключили.
– Пожалуй, поверю – сказал генерал Гумилев – тем более что можно исключить человека из партии, но нельзя исключить партию из человека. Вы как были, так и остались, Борис Викторович, социалистом и революционером, крайним радикалом, мечтающим о светлом будущем, к которому надлежит идти через кровь, смерть, террор и мучения. Мелкими группами, перебежками, под огнем[104] – ничего не путаю, Борис Викторович?
– При вашей то памяти… Николай Степанович.
– Благодарю, но давайте продолжим. Итак, вы как были, так и остались приверженцем радикальной идеологии и мечтали о равенстве и справедливости, путь к которым – идет под пулями. Возможно, вы поняли, что в России это уже невозможно, а может быть – вы просто решили на старости лет вернуться к своим прежним взглядам. Я не знаю. Но как бы то ни было – вы вышли на остатки эсеровского подполья и договорились с ним…
– С ними невозможно договориться, Николай Степанович. Они просто убили бы меня и на этом все.
