— Как по-твоему, смогу я найти работу? — спросила Мэгги.
— Какую именно?
— Я делала все. Была официанткой, стригла собак, служила хостессой…
— Хостессой? Это еще что?
— Барменшей, — продолжала Мэгги, — приходящей няней, продавала мороженое, жареные пончики….
— Вот это да! — вырвалось у Эллы.
Но Мэгги еще не закончила.
— Какое-то время пела в вокальной группе, — продолжала она, благоразумно воздержавшись от упоминания названия группы. — Телемаркетинг, реклама духов. «Ти-Джей Макс», «Гэп»…
Мэгги вдруг широко зевнула.
— А в Принстоне я помогала слепой женщине. Убирала дом. Ходила на рынок.
— Это… — начала Элла, но опять не нашла слов.
— Так что, думаю, с работой все будет в порядке.
Мэгги снова зевнула, потуже завязала хвостик, свернулась калачиком и мгновенно уснула. Льюис остановился на красный свет и взглянул на Эллу.
— Ну?
Элла слегка пожала плечами и улыбнулась. Мэгги была здесь, и, какой бы горькой ни оказалась правда, это главное.
Когда Льюис подъехал к автостоянке, Мэгги все еще спала. К потному лбу прилипла прядь каштановых волос. Пальцы с обкусанными ногтями так напоминали пальцы Кэролайн, что у Эллы сжалось сердце.
Наконец Мэгги открыла глаза, потянулась, схватила рюкзак и, моргая, вышла из машины. Элла проследила за направлением ее взгляда. По автостоянке медленно толкала ходунки Айрин Сигел, а из багажника машины выгружал кислородные подушки Алберт Ганц.
— От века суждено нам так страдать, — глухо процитировала Мэгги.
— О чем ты, дорогая? — спросил Льюис.
— Так, ни о чем, — пробормотала Мэгги и, повесив рюкзак на плечо, направилась вслед за Эллой.
Верная своему слову, она нашла работу в маленькой булочной, в полумиле от «Голден-Эйкрс». Она торговала пончиками. Работала в утреннюю смену, из дома выходила в пять утра и оставалась в магазинчике до обеда. «А что потом?» — спрашивала Элла, потому что внучка редко появлялась дома до восьми-девяти вечера.
Внучка пожимала плечами: «Хожу на пляж. Или в кино. Или в библиотеку».
Эмма много раз предлагала ей поужинать, но Мэгги неизменно отказывалась.
— Я уже поела, — коротко говорила она, хотя при этом оставалась такой тощей, что Элла невольно задавалась вопросом, а ест ли внучка вообще хоть что-нибудь. Мэгги не хотела ни смотреть телевизор, ни сходить в кино, ни поиграть в бинго в клубе. Единственное, что пробудило в ней искорку интереса, — предложение записаться в библиотеку. Она даже пошла с бабушкой в маленькое одноэтажное здание библиотеки, заполнила формуляр на адрес Эллы и исчезла среди полок с художественной литературой, появившись через час с охапкой поэтических сборников.
И так продолжалось несколько месяцев. В мае. Июне. Июле. Августе.
По ночам Мэгги приходила домой, приветственно кивала и уходила к себе. Принимала душ, потом молча возвращалась в спальню, унося в комнату свое полотенце, шампунь, зубную щетку и пасту, словно случайная гостья, остановившаяся в доме на ночь, хотя Элла много раз повторяла, что она может класть свои вещи где захочет. В спальне Мэгги стоял маленький телевизор, но Элла никогда не слыхала, чтобы он работал. Был и телефон, но Мэгги никому не звонила. Зато девушка много читала: каждые три-четыре дня Элла замечала в ее сумочке новую книгу. Толстые романы, биографии, поэзия — странные нерифмованные строфы, которые для самой Эллы не имели никакого смысла. Но Мэгги почти ни с кем не общалась, и Элла забеспокоилась, что никогда не дождется от внучки искреннего рассказа.
— Не знаю, что делать, — пожаловалась она. Было всего восемь утра и почти тридцать градусов жары, и она примчалась к Льюису сразу же после того, как Мэгги выскользнула из дома.
— Насчет погоды? Ничего страшного. Это долго не продлится.
— Я о ней, — выдохнула Элла. — Мэгги со мной не разговаривает. Даже не смотрит! Ходит тихо как мышка. Босиком. Ее почти никогда не бывает дома. Уходит задолго до того, как я просыпаюсь…
Элла смолкла, глубоко вздохнула и покачала головой.
— Ну… я бы посоветовал дать ей время…
— Льюис, прошло уже несколько месяцев, а я даже не знаю, что случилось с ее отцом и сестрой. Да что там, не знаю, что она любит на ужин! У тебя есть внуки…
— Мальчики. Но, думаю, ты права. Пора принимать решительные меры. Пустить в ход тяжелую артиллерию.
К счастью, миссис Лефковиц оказалась дома.
— Начнем с некоторых вопросов, — заявила она, бродя взад и вперед по захламленной гостиной в своем обычном темпе: стук, вздох, шарканье. — В вашем холодильнике есть чернослив?
Элла вытаращилась на нее.
— Чернослив, — повторила миссис Лефковиц.
— Да.
Миссис Лефковиц кивнула.
— А лекарство от запоров на кухонном столе?
— Ну… да. Как у всех.
— На какие журналы вы подписываетесь?
Элла немного подумала.
— «Превеншн», который рассылает Американская ассоциация пенсионеров…
— А «ХБО» и «MTV»?
Элла покачала головой:
— У меня нет кабельного телевидения.
Миссис Лефковиц закатила глаза и плюхнулась в мягкое кресло, на вышитую подушечку с надписью «Я принцесса».
— У молодых людей своя жизнь. Своя музыка, свои телепрограммы, своя…
— Культура, — подсказал Льюис.
— Именно. Здесь нет ее ровесников. Каково это — в двадцать восемь лет оказаться в подобном месте!
— Но ей больше некуда ехать, — возразила Элла.
— Заключенным тоже некуда ехать. Но это не означает, что им нравится в тюрьме.
— Так что же делать? — растерялась Элла. Миссис Лефковиц с трудом поднялась.
— Деньги у вас есть? — скомандовала она.
— Конечно.
— Тогда едем. Вы поведете машину, — заявила она, указав подбородком на Льюиса. — Отправляемся за покупками.
Выманить Мэгги из комнаты оказалось предприятием недешевым. Сначала журналы, почти на пятьдесят долларов, толстые глянцевые, туго набитые пробниками духов и подписными бланками на модные товары.
— Откуда вы все это знаете? — удивилась Элла, когда миссис Лефковиц положила «Мувилайн» поверх последнего «Вэнити фейр».
Приятельница беззаботно махнула рукой.
— Что тут знать?
Следующей остановкой был гигантский магазин электроники.
— Плоский экран, плоский экран, — повторяла миссис Лефковиц, разъезжая по проходам на скутере, как служащие больших торговых центров. Двумя часами и несколькими тысячами долларов позже в машину Льюиса погрузили телевизор с плоским экраном, DVD-плеер и дюжину кассет с фильмами, включая первый блок «Секса в большом городе», который, как клялась миссис Лефковиц, был в большой моде у молодых женщин.
