– Мне нужно сделать пару звонков отсюда, – сказал я, указав на задний вход в бар, – а потом мы насладимся нашими «Большими мальчиками».
Я выбрал это заведение как раз из-за заднего входа, который в некоторых ситуациях оказывается очень полезным.
Я снял с нас заклинание невидимости, но оставил его на гробах. После коротких переговоров мне удалось убедить Перуна, что ему не нужен меховой плащ в американском баре во время ленча. К тому же мы были в Аризоне, и, несмотря на декабрь, здесь было около пятнадцати градусов. Перун снял меховой плащ, и я увидел под ним еще один слой меха – его собственные волосатые руки и плечи под тонкой рубашкой без рукавов. Я улыбнулся и спрятал его плащ, который бросил поверх гробов. Американцы испытывают животный страх перед растущими на теле волосами – этим фактом пользовались хиппи, байкеры и строительные рабочие, – и я не сомневался, что внешность Перуна напугает всех посетителей бара, в том числе байкеров.
После того как я напомнил Перуну, что нам лучше говорить по-английски, мы вошли в «Хаддл», и я помахал Габби, хозяйке бара. Она много улыбалась и смеялась и обладала удивительной уверенностью, что способна справиться с любыми проблемами. Я смотрел, как она оценивает Перуна, который был фута на два выше, чем она, да и весил раза в два больше, и насладился моментом, когда она решила, что сумеет в случае чего призвать его к порядку, хотя он держал в руке копье Одина.
– Привет, Аттикус, давно тебя не видела. Рада встрече, – сказала она. Я познакомился с ней и ее баром во время охотничьих поездок с Обероном. Она показала на оружие: – Это нужно сложить за стойку.
– Никаких проблем.
Я аккуратно поставил копье и мечи возле холодильника с пивными бутылками.
– Что вам налить?
– Два «Больших мальчика» с «Бадом».
У нее был огромный выбор напитков, выставленных перед огромным зеркалом, но большинство людей приходило сюда, чтобы насладиться охлажденным пивом в кружках по тридцать четыре унции. Мы с Перуном уселись на высоких стульях и старались не встречаться взглядами с местными. Они посматривали на нас и прикидывали, стоило ли затевать с нами драку, если бы рядом не было Габби. Через минуту я почувствовал, что они перестали нас изучать, вероятно решили, что такой волосатый тип, как Перун, весьма опасен.
Габби принесла нам пиво, и Перун с сомнением посмотрел на кружку.
– И это «Большой мальчик»?
– Верно.
– Совсем не водка, – заметил бог грома.
– Верно, – повторил я. – Ты в американском баре, поэтому, чтобы не выделяться, нужно пить это.
Перун оглядел бар и остальных посетителей, большинство из которых были одеты в джинсы и футболки и гладко выбриты.
– Ты думаешь, я могу не выделяться здесь?
– Никаких шансов. Но твой долг состоит в том, чтобы стараться. Твое здоровье!
Я чокнулся с его кружкой и начал пить. Перун сделал несколько больших глотков, потом, вздрогнув, резко поставил кружку на стойку, и по его бороде потекло пиво.
– Американцы любят такое? – спросил он.
– Да, они так говорят. В Соединенных Штатах этот напиток продается лучше всего.
– И я должен выразить им свое уважение или сочувствие?
– Да, это дилемма, – сказал я. – Послушай, Габби, ты не против, если я позаимствую твой телефон?
У меня был мой сотовый, но я не собирался его включать; к тому же он почти наверняка разрядился. Габби вытащила стационарный телефон из-под стойки и протянула его мне, а я стал нажимать кнопки по памяти, пока Перун продолжал изучать бар. Здесь было на что посмотреть, начиная с рогатого зайца на стене, уставившегося на нас стеклянными глазами, потому что мертвые животные являются обязательным предметом интерьера в барах Аризоны. В центре находился вырезанный из тикового дерева мотоцикл «Индиан», стоявший на старой стойке бара, которая свисала с потолка на цепях. В задней комнате имелось два стола для бильярда, а из расположенного в углу музыкального автомата доносилась старая песня «Линэрд Скинэрд».
Удивленная Грануаль ответила по своему сотовому телефону, не узнав номер, с которого я звонил.
– Привет, это я, мне удалось вернуться, – сказал я. – Никаких имен, ладно? Ты уже в городе или продолжаешь работать у реки Верде?
– Я вернулась несколько дней назад.
– Превосходно. Нужно, чтобы ты как можно скорее заехала за мной в «Хаддл» на Брод-стрит, в Глоубе.
– Я сейчас работаю барменом, – сказала она, из чего я сделал вывод, что Грануаль в «Рула Була». – Моя смена только началась.
– Пришло время увольняться, – сказал я.
– Снова?
– Да, снова и навсегда. Мы переезжаем. С этого момента у тебя начинается новая жизнь.
– Ясно. Мне забрать с собой пса?
Правильным ответом было «да», но я хотел еще раз повидать вдову.
– Нет, мы заберем его вместе, – ответил я.
– Ладно. Жди меня через час.
Она была такой быстрой и решительной. Я надеялся, что Грануаль сумеет преодолеть все трудности подготовки. Точнее, надеялся, что мне удастся прожить достаточно долго. Видение Морриган не шло у меня из головы, не говоря уже о последствиях, о которых предупреждал Иисус.
Прежде чем я успел сделать второй звонок, Перун напряженно зашептал:
– У тебя есть аризонские деньги? У меня нет.
Как мило с его стороны тревожиться о счете.
– О, никаких проблем, Перун. Выпивка за мой счет, – сказал я. – Тем более что ты не собираешься допивать свою кружку.
– Ну, благодарю. Пожалуй, мне пора уходить, Аттикус, хочу исследовать страну, найти место, где я мог бы спрятаться.
– Так скоро? – Я поблагодарил его за неоценимую помощь и выразил надежду, что в результате исследований Америки ему удастся найти город, населенный крепкими и сочными волосатыми женщинами.
– В Америке есть такие места? – с удивлением и надеждой спросил он.
– Я уверен, что есть. Это страна неограниченных возможностей, – заверил его я.
Перед уходом Перун отпустил несколько вульгарных шуток про Грануаль и Оберона, а я снял заклинание невидимости с его мехового плаща.
– Я рад знакомству с тобой, – сказал я. – Это одна из многих вещей, которую я могу считать на сто процентов позитивной. Ты лучший из всех богов, которых я знаю.
– А ты единственный друид, которого я встречал, – ответил Перун, – но думаю, ты лучший.
Он хотел уйти, несколько раз мощно похлопав меня по спине, но решил, что этого будет мало, и заключил меня в медвежьи объятия. Мне показалось, что меня стиснули между двумя волосатыми камнями. Когда он вышел из «Хаддла», я с трудом сдержал смех, увидев, с каким очевидным облегчением вздохнули все посетители. Мне удалось скрыть улыбку, сделав несколько больших глотков пива.
