Что хочет от него это создание, объявившись спустя восемнадцать лет? Даннеру нечего дать ему. Ни любви, ни денег.
— Если ты решил меня шантажировать, то вперед. Я обвиню тебя в клевете, и ты уже сам не будешь рад, что живешь на свете.
— Есть тест на ДНК. Можно доказать…
— Да. Сначала протащи это через суд. Это продлится годы, дорогой мой.
Почему он не рассказал полиции о Хайко?
Потому что ему было все равно. После всего того, что произошло, ему было все равно. И более того: он даже наслаждался тем, что обвел их всех вокруг пальца. Что-то в нем хотело, чтобы остальные понесли наказание. Шаки, Роберт, Конни.
Он свинья. Он наблюдал за тем, как Хайко убивал. По крайней мере, это было практически то же самое. Он заслуживает самого страшного наказания.
Но ему по-прежнему совершенно все равно. Его жизнь кончена. Теперь уже не важно, что произойдет. Он останется здесь. Не начнет новую жизнь в южной стране, потому что у него нет больше ни сил, ни желания. Он все равно что умер.
— Почему вы хотели убить Михаэля Даннера?
— Я ненавидел его. Его и остальных. Они заслужили это.
— Зачем вы убили Саскию Даннер?
— Случайно. На ней был анорак Михаэля. И она была довольно высокой для женщины. Мне показалось, что это он.
— Вы видели, как она вышла из хижины?
— Я был на улице с остальными. Все были уже готовы.
— Как вы и планировали?
— Конечно.
— Значит, то, что они курили, принесли вы?
— У нас у всех кое-что было, я принес только тайскую траву. Обмакнул ее в гашишное масло. Очень сильно действует. Поэтому так и сработало.
— О’кей. Все были готовы. А потом?
Равномерное урчание мотора действовало усыпляюще, но постоянный прилив адреналина не давал Моне уснуть. Перед ней возник знак поворота на аэропорт. Действительно ли ему нужно в аэропорт или он это просто так сказал? А если так, то что ему там нужно? Исчезнуть на веки вечные?
— Я поднялся к Даннеру.
— Вы хотели убить Даннера? Или еще раз с ним поговорить?
— Я хотел, чтобы он спустился. А потом убить. Где-нибудь среди скал. Я предвкушал, как убью его. Он ничего не стоит. Свинья и только.
И в этот момент Мона поняла, что это ее последняя поездка.
Было ли это действительно только актом мести? Или ему нравится убивать? Нравится? Определенно, что-то в нем только и ждало этой возможности.
Берит взяла шкатулку и задвинула ее в дальний угол ящика.
Стробо — убийца. И возможно, сейчас он снова кого-то убивает. Она выключила свет и осторожно вылезла в окно. Завтра утром она позвонит комиссарше. Она предаст Стробо, которого любит. Но это еще не самое страшное. Самым страшным было то, что в ней что-то надломилось, надломилось бесповоротно. Еще пару недель назад ее жизнь была никому не нужной, но приятной и беззаботной. Теперь она стала мрачной и запутанной, а недоверие к людям не исчезнет никогда.
Как мог Стробо быть таким нежным и одновременно творить эти вещи? Если такое возможно, то безопасности вообще не существует.
— То есть вы поднялись по лестнице на второй этаж, чтобы позвать Даннера. Что случилось потом? — Ее голос не должен дрожать. Если он заметит, что она боится, шансов у нее не будет никаких.
— На середине лестницы я услышал, что там кто-то ходит. Скрипели половицы. Я не знал, кто это, поэтому снова спустился по лестнице и сел за стол.
— За обеденный стол.
— Да. Другого там не было. Хижина крохотная, очень примитивная.
— Был ли за столом кто-то еще?
— Да. Сабина и Петер. Они полностью отъехали. Петер постоянно что-то рассказывал Сабине, а та просто таращилась на свечу.
— А потом?
— Раздались шаги. Кто-то спускался. Да. Тогда я вышел к остальным и стал следить за входной дверью. Вышел Даннер. По крайней мере, я подумал, что это он. На этом человеке был его анорак, и капюшон был наброшен. Лица не было видно.
— А как вы узнали анорак?
— На нем была большая белая эмблема. Она светилась в лунном свете. Отвратительно, и в глаза бросается.
— И вы пошли за этим человеком.
— Да. Я не знал, куда он собрался. Но меня это не смущало.
— Вы преследовали его, чтобы убить.
— Да.
— Вы планировали это.
— Да. Я не был уверен, представится ли такая возможность позднее, но если бы представилась, я бы использовал ее.
— Когда вы поняли, что это не тот человек…
— Было уже поздно. Но дело приняло другой оборот.
— Потому что автоматически стали бы подозревать Даннера.
— Верно. Человек, который регулярно бьет жену… Ситуация, в которой он тогда оказался, хуже всякой смерти. Лучше и не могло быть.
— То есть вам доставляло удовольствие убивать?
— Нет.
Но Моне показалось, что это ложь.
Впереди появились огни аэропорта. Мона знала, что здесь ее жизнь и закончится, если не случится чудо. Он совершит свое пятое убийство, и произойдет это в одном из огромных, бесконечных подземных паркингов аэропорта, где ее будут искать в последнюю очередь. Только когда запах разложения станет настолько невыносимым, что будет чувствоваться сквозь багажник, кто-то из тех, кто припаркуется рядом, известит уголовную полицию.
Она больше никогда не увидит Лукаса, Лин и Антона тоже. Она больше никогда не увидит солнце.
Останется только его голос на кассете с признанием.
Он великолепно все рассчитал. Возможно, у него даже есть билет на самолет. Пройдут месяцы, прежде чем его поймают. К этому времени от ее тела не останется ничего, кроме водянистой зловонной массы.
Она прикована наручниками к рулю — абсолютно беспомощна.
Фишер был прав. Гербер кого-то прикрывала. Своего сына. Мать всегда прикрывает сына, что бы он ни натворил.
27
— Где Мона? — спросил Бергхаммер.
Семь часов утра. Кригер и Фишер, как и договаривались, сидели у него в офисе, а Моны не было. Лицо Бергхаммера помрачнело, что бывает с ним редко. Вообще-то он человек веселый. Но это дело — просто кара небесная. Так он и сказал сегодня жене, которая варила ему в шесть утра кофе: кара небесная. И лицо у жены стало обеспокоенным, потому что обычно он не говорил с ней о своей работе.
— Ни малейшего понятия, — сказал Фишер.
Он устал и нервничал. После того как он побывал в квартире Фелицитас Гербер, — что оказалось совершенно бесполезным, — он поспал всего пару часов, спешно принял душ и, не позавтракав, поехал в отделение.
