Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
В бывшей ГДР есть город, где существует специальный «кризисный телефон». Вплоть до «воссоединения» им часто пользовались в основном люди, у которых возникалили острые вопросы, связанные с сексом. При этом вопросы в основном касались – цитирую дословно – «депрессии – насилия – алкоголизма». Как видим, эта триада практически совпадает с тремя обсуждавшимися выше аспектами «депрессия – агрессия – зависимость». Также примечательно, что рассматриваемые авторы полагают: наблюдаемая ими трехчастная клиническая картина в конечном счете лежит в основе так называемого отсутствия жизненных ориентиров. Но что такое отсутствие жизненных ориентиров, как не отсутствие достойного представления о человеке, отсутствие такой антропологии, в которой нашлось бы место человеческому измерению, тому самому, в котором обретаются феномены, специфичные именно для человека. Причем это измерение – процитирую название моей любимой книги из наследия Фрейда – находится «по ту сторону принципа удовольствия».
После того как мы определили самотрансцендентность человеческого существования как фундаментально-антропологический феномен, дефицит этого явления в рамках психоаналитического представления о человеке наиболее явно прослеживается, пожалуй, именно там, где Фрейд излагает свою сексуальную теорию. Как и любое влечение, половой инстинкт направлен на определенную «цель» и «объект влечения». Цель – это разрядка, а объект влечения – это партнер, удовлетворяющий его. Однако для достижения этой цели вполне хватило бы и мастурбации, а если бы речь шла не более чем об объекте, любом объекте, то можно было бы удовлетвориться и проституткой. Однако все это не затрагивает человеческой плоскости; ведь согласно второй версии кантовского категорического императива, человека нельзя использовать как обычное средство для достижения цели. Но и в тех случаях, когда партнер постигается во всей его человечности, махровым цветом распускается промискуитет; ведь лишь после того, как кто-либо вдобавок осознает неповторимость и уникальность партнера, это служит залогом исключительности и долговечности отношений, то есть любви и верности, так как эта неповторимость и уникальность («этость» по Дунсу Скоту) понятна лишь тому, кто любит своего партнера.
Примечательно, что – если верить результатам последних эмпирических изысканий – большая часть современной молодежи понимает секс именно как один из вариантов выражения любви. Однако наряду с «потусторонней частью принципа удовольствия» существует и «посюсторонняя» часть этого принципа, регулирующая поведение человека, которому секс служит не для выражения любви, а для удовлетворения похоти. Удовольствие превращается в самоцель, и именно такое искажение его изначального статуса, если не сказать «извращение», приводит к фиаско. Ведь чем важнее для кого-то удовольствие, тем сильнее оно от него ускользает. Более общая формулировка: чем упорнее гонишься за счастьем, тем сильнее его прогоняешь. Причем именно из этого момента в большинстве случаев проистекает этиология нарушений потенции и оргазма. Похоть нельзя сделать целью, она должна оставаться средством. Удовольствие как таковое возникает автоматически, если для него есть причина, иными словами, удовольствия также нельзя достичь, оно может только воспоследовать. Удовольствие также «добывается», так сказать, окольным путем, а при любой попытке срезать этот путь ты оказываешься в тупике.
Но невротик не тяготеет к уже рассмотренному выше «разглядыванию собственных чувственных состояний», то есть к форсированной интроспекции, а склонен к чрезмерной ретроспекции. Альфред Адлер любил позабавить нас одной из своих шуток. Как-то ночью в общей спальне туристического лагеря какая-то женщина начинает хныкать: «Господи, как же я хочу пить…» Наконец кто-то поднимается и приносит ей из кухни стакан воды. Наконец, все снова засыпают, но через некоторое время женщина вновь начинает ныть: «Господи, как я хотела пить…» Невротик также постоянно возвращается в прошлое, вспоминает о своем детстве, о воспитании, рассуждает о «комплексе злых родителей» (Элизабет Лукас), перекладывает на других вину за свой невроз. В действительности лонгитюдные эмпирические исследования, независимо проведенные в Колумбийском и Калифорнийском университетах, подтвердили, что неблагоприятные впечатления, приобретенные в раннем детстве, отнюдь не оказывают на дальнейшую жизнь такого судьбоносного влияния, какое им приписывали ранее. Вспоминаю диссертацию одной аспирантки, обучавшейся в Университете Сан-Франциско: из этой работы следует, что трагическое детство впоследствии ни в коем случае не должно нанести серьезного вреда; скорее вопреки ему удается выстроить вполне «счастливую», «успешную» и «осмысленную» жизнь. Автор опирается на обширный материал из биографий бывших узников концлагерей, и она знает, о чем пишет: в детстве ей пришлось некоторое время провести в Освенциме. Кроме того, она реферирует совершенно независимые результаты исследований, взятые у двух разных авторов.
Разве не прослеживаются в цитируемых эмпирических доказательствах мотивационные теории так называемых трех венских школ психотерапии? Разве не указывает «счастье» на принцип удовольствия, «успех» – на волю к власти, а «осмысленность» – на волю к смыслу?
Остановимся на воле к смыслу и зададимся вопросом: есть ли объективные доказательства в пользу существования воли к смыслу, подобные тем доказательствам чувства утраты смысла, о которых мы говорили в начале этой работы, – как люди могли бы страдать из-за этого столь распространенного сегодня состояния, если бы в глубине души каждый из них не испытывал потребность в смысле? Обращаюсь к вам: каким образом природа могла привить человеку потребность в смысле, если бы на самом деле не существовало смысла, точнее говоря – смысловых возможностей, которые, так сказать, только и дожидаются, пока мы воплотим их в реальность. При этом вы, вероятно, заметили, что я опираюсь на прекрасные слова Франца Верфеля: «Жажда – это доказательство существования такой вещи, как вода» («Украденное небо»). Однако вопрос о том, в чем заключается смысл жизни, при всей своей бесхитростности подводит нас к другому вопросу: в чем заключается самый мудрый тактический ход в этом мире? Конечно же, такого «хода» быть не может, поскольку, как и в шахматах, каждый ход определяется игровой ситуацией и – не в последнюю очередь – личностью шахматиста. Примерно такая же ситуация складывается и со смыслом: чтобы не вступать в схоластические «споры об универсалиях», хотелось бы сказать, что смысл – это не универсалия, а в каждом отдельном случае уникум, чем и определяется его «неукоснительный характер», обязательность смыслового призыва, обусловленная неповторимостью каждой конкретной ситуации и уникальностью оказавшегося в ней человека. Однако, каким бы уникальным ни казался тот или иной случай, не существует положения, в котором не скрывался бы потенциальный смысл, даже если он заключается лишь в том, чтобы засвидетельствовать человеческую способность превратить трагическую триаду «страдание – вина – смерть» в личностный триумф. Именно в таком отношении осмысленность человеческого бытия-в-мире является даже безусловной.
Дамы и господа, насколько невыносимы бывают страдания на фоне кажущейся бессмысленности жизни, настолько актуален сегодня и вопрос о смысле. Однако, чтобы ответить на него, требуется своеобразный коперниканский переворот, а именно – новая формулировка проблемы; ведь в конечном итоге вопрошаемыми являемся мы с вами, мы должны отвечать на вопросы, которые ставит перед нами жизнь. Но стоит нам однажды ответить на такой вопрос – и мы сделаем это раз и навсегда! Мы сохраним этот ответ в нашем прошлом. Ничто нельзя обратить вспять и «отменить» то или иное событие. Все, что осталось в прошлом, не утрачено безвозвратно, а, напротив, надежно сохранено. Добавлю: как правило, мы видим, если можно так выразиться, лишь сжатую пашню прошлого, но не замечаем целых амбаров с прошлым, в которые давно уже снесли весь урожай: созданные нами творения, осуществленные дела, пережитую любовь и – не в последнюю очередь – страдания, которые мы перенесли с достоинством и смелостью.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
