Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Я смотрела на его лицо, в один миг состарившееся лет на десять. Вот как бывает, господа режиссеры — последние три дня до этой злосчастной конференции Елена Андреевна провела в страхе. Я боялась мужской ярости, его лица, искаженного гневом, слов о предательстве и моей нерешительности. Но в жизни часто происходит совсем не то, чего мы боимся.
Доктор Сухарев снял очки, на секунду отвернулся и смахнул что-то с лица. Тихий голос, большие теплые ладони на моих волосах.
— Как жить-то без вас, Елена Андреевна?
— Я только прошу, не отказывайся от меня, пожалуйста. Не оставляй меня. Мне много не надо, хоть иногда, как мы сможем, как будет время, но только видеть. Я вас очень люблю, Вячеслав Дмитриевич. Кроме тебя, дочери и нашей старой больницы ничего толкового в жизни не случилось и уже не случится, я теперь это точно знаю.
— Значит, на краешке?
— Пусть на краешке. Это и так огромный подарок. Знаешь, смотрю вокруг, все довольны, сыты, у всех дети, работа, дом… и как будто больше ничего и не надо, больше ничего не существует. Но ведь мы существуем с тобой, Славка, хотя это кажется невозможным; чем больше лет проходит, чем старше становимся, тем нереальнее. Я счастлива, я так счастлива, жизнь сделала для нас исключение. Мы оба счастливчики.
— Счастливчики, значит.
— Нам повезло, правда, поверь мне, пожалуйста! Слава, разве можно после всего, что пришлось пережить, после смерти Костика, разве можно теперь ломать чужие жизни?! Ты помнишь, как мы водилу пьяного в рентген-кабинете решили притормозить? А ты потом шесть часов его с того света выковыривал, вспомни!
— Я все помню.
— Значит, мы не убийцы. Господи, мы каждый день отрываем от себя по кусочку, отдаем свои силы другим людям, с каждым больным. Пусть вокруг будет жизнь, Слава. Я очень тебя прошу.
— Водилу звали Петр Пахомов, тридцать восемь лет.
— Теперь мы старше и его… Боже, сколько времени прошло с той ночи. Никто, кроме тебя, не смог бы его прооперировать, это точно.
— Долго провозился, Елена Андреевна. Не мог сосредоточиться толком… все вспоминал, как ты злишься. Сводишь брови к носу и морщишь лоб. Мог бы и быстрее закончить.
— Посмотри на нас, Славка… нам обоим раздали лучшие карты, еще при рождении; только теперь я учусь ценить это. Знаешь, я все думаю, когда судьба дала так много, и талант, и силы, и любовь, а ты и душой и мыслями все рвешься куда-то, не находя покоя, что это значит?
— Значит, у нас одинаковый вид сумасшествия, Елена Андреевна. Хотя без трусов из окна я пока не выпрыгивал.
— Это когда было, доктор! Старая симптоматика, теперь совсем другая стадия. Новые сны, Вячеслав Дмитриевич, временами очень интересно.
— Заинтриговала…
Славка на пару секунд устало закрыл глаза, а потом сел ближе и сгреб меня в охапку.
— Трудно без тебя, Ленка. Иногда в операционной кажется, вот-вот за стеклом увижу, ты стоишь, руку к стеклу приложила… а рядом Костик… помнишь, стульчик его любимый, круглый такой, железный…
— Я с тобой, Слава, а дальше будь что будет. Только не пропадай из моей жизни, пожалуйста.
До рассвета мы больше не сказали друг другу ни слова; Славка медленно целовал мое лицо, волосы, шею; отчаяние и страх постепенно отступали в темноту, оставив нас двоих наедине. Заснули около пяти часов утра; перед тем, как провалиться в другое пространство, я подумала — наверное, после таких ночей рождаются самые счастливые дети. Жаль, что у нас не родится ребенок; только об этом я сожалела и больше ни о чем.
Утром проспали, почти на час опоздали на второй день конференции. Лекции закончились к обеду, а потом обратная дорога; фирмачи заказали индивидуальный транспорт для каждого учреждения, поэтому Елена Андреевна снова ехала в одиночестве. В дороге я заново перелистывала прошедшую ночь, пытаясь навсегда удержать в памяти каждую мелкую деталь. Славкино лицо в темноте, усталые глаза и море невысказанных слов; такой уж немногословный доктор Сухарев уродился. Поездка длинная, на заднем сиденье слегка укачало и от того сильно клонило в сон; десять лет назад можно было не спать и работать по несколько суток. Теперь, после бури, накатила усталость и апатия. Тревожные мысли полезли в голову, тоскливое похмелье и ожидание неотвратимой расплаты за все, что было сделано, пусть даже ненамеренно.
Что, если я больше никогда не увижу его? Я буду существовать, и только иногда чужие люди расскажут про великие дела доктора Сухарева, где он оперирует, как и с кем живет, какие безнадежные головы вернул в сознательный мир.
А потом поняла, что даже это не страшно. Столько прекрасных минут было отпущено, столько чувства, не потерявшего силу за много лет.
На подъезде к городу попали в огромную пробку, я заснула и уже около дома проснулась от звука телефона. От Славки пришло сообщение. «С четверга снова в Берлин. Приеду, наберу. Расскажешь, что нового с головой случилось».
Я люблю тебя, Слава Сухарев. Мы будем жить дальше, и мы будем очень, очень счастливы.
До Петроградской оставалось минут десять; на часах всего лишь семь вечера, Сергей до десяти в фитнес-зале. Я резко поменяла маршрут, заехала в ближайшую пиццерию и всего через час наблюдала, как моя Катька и ее соседка с невероятным аппетитом поглощают кусок за куском. Им можно все, даже после десяти вечера, и ничего за это не будет. В девчачьей квартире творился полный «фэншуй»; пахло благовониями, на кухне куда-то делись все стулья, вместо них прямо на полу валялись большие турецкие подушки; в комнате полумрак, на стене темные, вышитые красивым восточным орнаментом шторы. Девчонки бродили в шелковых шароварах с голым животом. Заглянувшая без приглашения мать осталась ночевать в гостях; на турецких подушках, под звуки индийской музыки. Катя сама позвонила Сергею и сообщила о моей дислокации.
Говори с людьми, или делай что-то, или читай интересные книги, езди к кому-нибудь в гости, но только не оставайся одна, наедине с собой. Не сейчас.
Все воскресенье потратила на уборку; собрала в большие коробки все старое и ненужное и хотела отнести к мусорным бачкам. Это вместо воскресного спа с Асрян.
Набралось много всего — старая, чуть-чуть испорченная посуда, несколько салатниц, кастрюль и бокалов; безвкусные подсвечники, давно подаренные Сергею от коллектива на Новый год, пара таких же ваз, полученных по случаю и, видимо, переходивших из рук в руки не один десяток раз.
К обеду пришла очередь нашего шкафа, а потом и Катькиного. Набралось огромное количество вполне приличных вещей, два огромных мешка из Икеи. Оставался последний рывок — прервать цепочку бездумных дарений и вынести все ненужное в мусоропровод; что до одежды — отнести Оксанке; та найдет кому пристроить.
Я выставила пакеты в коридор, и тут осенило. К Оксанке не поеду и не буду ничего выбрасывать. Когда работаешь на двух работах, снимаешь комнату в коммуналке и растишь двух пацанов, то знаешь, куда пристроить самую ненужную вещь, как продать или кому передарить.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
