Наконец Джонс замечает меня и Боба, хлопает Бернсайда по плечу и что-то говорит.
Бернсайд одаривает его широкой улыбкой и спешит ко мне, приветственно вытянув руку.
— Вот человек, которого я хочу поздравить особенно, — говорит Бернсайд зычным голосом. — Лучшее я оставлял напоследок, но вы меня вынуждаете. Как дела?
— Все отлично, мистер Бернсайд, — отвечаю я.
— Рого, я приехал сюда, чтобы пожать руку каждому работнику вашего завода, — рычит Бернсайд. — Вы отлично потрудились, выполняя мой заказ. Чертовски хорошая работа! Те ублюдки пять месяцев проволынили, но так и не сделали то, что обещали. А вы справились за пять недель. Должно быть, напрячься пришлось, а?
Джонс опережает мой ответ:
— Мы с Баки сегодня вместе обедали, и я рассказал ему, как вам пришлось все бросить ради его заказа, как все силы были направлены на это, как каждый выложился на все сто!
— А… да, мы постарались, — говорю я.
— Не возражаете, если я еще побуду здесь? — спрашивает Бернсайд.
— Конечно нет, — отвечаю я.
— Это не повредит вашей производительности труда?
— Нисколько.
Я поворачиваюсь к Доновану и уголком рта говорю ему:
— Приведите сюда Барбару Пенн с фотоаппаратом. И пусть побольше пленки захватит.
Донован мчится в заводоуправление, а мы с Джонсом следуем за Баки, который продолжает свой путь по цеху. Теперь уже руки каждому рабочему жмем мы трое.
Я замечаю, что Джонни просто переполнен восторгом. Когда Баки несколько отдаляется и слышать нас не может, он поворачивается ко мне и вполголоса спрашивает:
— Какой у вас размер обуви?
— Десять с половиной, — говорю я. — А что?
— Я же должен вам пару туфель, — говорит он.
— Да ничего, Джонни, не беспокойтесь.
— Эл, мы на следующей неделе подписываем с людьми Бернсайда долгосрочный контракт — десять тысяч единиц модели 12 в год!
От этой цифры я едва не спотыкаюсь.
— Вернувшись в управление, я намерен поставить на уши всех своих людей, — продолжает он. — Мы раззвоним по всем углам о ваших успехах, потому что только ваш завод во всем филиале способен выпускать в срок качественную продукцию. С вашей продолжительностью производственного цикла мы захватим весь рынок! Теперь у нас наконец-то есть победитель.
Я сияю.
— Спасибо, Джонни. Но должен признаться, заказ Бернсайда не потребовал от нас каких-либо экстраординарных усилий.
— Ш-ш-ш-ш! Не надо, чтобы Бернсайд об этом знал, — говорит Джонни.
За спиной я слышу диалог двух рабочих.
— Что это все значит? — спрашивает один.
— Понятия не имею, — говорит другой. — Но сдается мне, что мы что-то сделали хорошо.
Накануне совещания, посвященного деятельности нашего завода, отрепетировав свое выступление, заготовив десяток копий отчета и не зная, что мне еще делать, кроме как гадать о возможных неприятностях, я звоню Джулии.
— Привет, — говорю я. — Мне завтра утром отчитываться в управлении филиала. И поскольку Форест-Гров находится неподалеку, я бы хотел приехать и переночевать у вас. Что скажешь?
— Конечно, это было бы здорово, — отвечает она.
Я пораньше срываюсь с работы и еду.
Когда я выруливаю на межштатную магистраль, Бирингтон оказывается по левую руку от меня. Умоляющий плакат «Купите меня!» на крыше самого высокого в городе здания все еще на месте. Перед моим взором расстилается город. Тридцать тысяч жителей, занятые своими проблемами, даже не подозревают о том, какая маленькая, но очень важная часть их экономического будущего будет завтра решена. Большинству из них нет никакого дела до нашего завода, им все равно, чем мы занимаемся.
Конечно, если «ЮниВер» нас закроет, они будут возмущены и напуганы. А если нас не закроют? Никто и глазом не моргнет. Никто даже не узнает, через что нам пришлось пройти ради этого.
Что ж, выиграем мы или проиграем, я знаю, что сделал все, что мог.
Когда я подъезжаю к дому родителей Джулии, Шерон и Дейв уже бегут навстречу. Сбросив с себя костюм и облачившись в домашнюю одежду, я провожу часок с детьми. Когда они меня утомляют, Джулия предлагает сходить вдвоем куда-нибудь поужинать. У меня возникает чувство, что она хочет со мной поговорить.
Я немного привожу себя в порядок, и мы отправляемся. Когда мы проезжаем мимо парка, Джулия предлагает:
— Может, остановимся ненадолго?
— С чего бы? — спрашиваю я.
— В прошлый раз, когда мы были здесь, мы не закончили прогулку, — говорит она.
Я торможу у тротуара. Мы выходим из машины и дальше идем пешком. Подходим к скамейке у реки и садимся.
— Что у тебя завтра за совещание? — спрашивает она.
— Отчет о работе завода, — говорю я. — Филиал будет решать нашу судьбу.
— И что, ты думаешь, они скажут?
— Мы не вполне добились того, что я обещал Пичу, — говорю я. — Некоторые цифры выглядят не так хорошо, как они есть на самом деле, из: за правил бухучета. Помнишь, я тебе об этом рассказывал?
Джулия кивает, а я качаю головой, все еще негодуя по поводу результатов аудита.
— Но даже это не отменяет того факта, что месяц был хороший. Просто мы не можем доказать, каким на самом деле он был фантастическим.
— Но ты же не думаешь, что они и вправду закроют завод? — спрашивает Джулия.
— Не думаю, — отвечаю я. — Надо быть полными идиотами, чтобы приговорить нас к смерти из-за роста себестоимости продукции, ведь даже при этом мнимом росте мы зарабатываем для компании деньги.
Жена берет меня за руку и говорит:
— Мы с тобой в то утро так хорошо позавтракали.
Я с улыбкой отвечаю:
— Стойко выслушав мою бессвязную болтовню в пять часов утра, ты заслужила это.
— После того разговора я вдруг поняла, как мало знаю о твоей работе, — говорит она. — Тебе надо было чаще рассказывать мне о ней.
Я пожимаю плечами:
— Я не знаю, почему не рассказывал. Наверное, думал, что ты не захочешь слушать, или не хотел тебя загружать.
— А мне надо было чаще спрашивать, — задумчиво произносит она.
— Честно говоря, у тебя было не так много возможностей спрашивать, учитывая, как редко я бывал дома.
— Когда ты не приходил домой — ну, перед тем, как я уехала, — я действительно принимала это на свой счет, — говорит она. — Я не могла поверить, что это вовсе не из-за меня. В глубине души я думала, что работа была для тебя просто оправданием, поводом быть от меня подальше.
