Уолсингхэм прислал сообщение, что Армада вышла из Лиссабона в Корунью 18 мая. Больше мы ничего не знаем, но имеем распоряжение задержать корабли. Приходи и помоги нам своим советом, дорогой мальчик.
Любящий тебя Р. Г.» — Простите меня, мама. Простите за все! — воскликнул Эмиас, обвивая руками ее шею.
— Мне нечего прощать, мальчик мой, дорогой мальчик! Неужто я и тебя потеряю?
— Если меня убьют, в нашем роду будет два героя, мама!
Миссис Лэй опустила голову и молчала. Эмиас схватил шляпу и меч и побежал в Байдфорд.
Эмиас буквально танцевал в гостиной сэра Ричарда, где последний серьезно разговаривал с различными купцами и капитанами.
— Господа, враг наконец-то сорвался с цепи, и теперь мы знаем, что он будет в наших руках!
— Почему вы так веселы, капитан Лэй, когда все прочие грустны? — раздался около него кроткий голос.
— Потому что я долго был грустен, когда все прочие были веселы, дорогая леди. Разве сокол грустит, когда с него снимают колпачок, и он видит, как цапля хлопает крыльями прямо над его головой?
— Вы, кажется, забываете об опасности и страданиях, грозящих нам, слабым женщинам.
— Я не забыл, сударыня, опасности и страданий, которым подвергалась одна слабая женщина — дочь человека, некогда находившегося в этой комнате, — опомнившись, ответил Эмиас тихим суровым голосом, — и я не забыл опасности и страданий, испытанных тем, кто стоил тысячи таких, как она. Я ничего не забыл.
— И ничего не простили, по-видимому.
— У нас будет время говорить о прощении после того, как обидчик раскается и исправится, а разве приход Армады похож на это?
— Увы, нет.
— Адмирал Лэй, — сказал сэр Ричард, — вы нужны нам теперь, — как всегда, впрочем. Вот приказ королевы снарядить столько кораблей, сколько нам удастся; хотя, судя по настроению этих джентльменов, я сказал бы, что этот приказ почти излишен.
— Без сомнения, сэр. Я, со своей стороны, снаряжу корабль за свой счет и буду сражаться на нем до тех пор, пока у меня останется хотя одна нога или рука.
— Или язык, чтобы ответить: «мы не сдаемся», — сказал один из старых купцов. — Вы вдохнули жизнь в нас, стариков, адмирал Лэй.
— Правильно, сэр! — сказал Эмиас. — Завтра же я начинаю снаряжать «Месть» и выйду в море, лишь только пополню ее команду достаточным числом бойцов.
В таком духе продолжался разговор. Не прошло и двух дней, как явилось большинство окрестных помещиков, приглашенных сэром Ричардом, и началось соревнование, кто больше сделает. Карри и Браймблекомб пришли с тридцатью высокими молодцами из Кловелли и, даже не спросив разрешения Эмиаса, как будто само собой разумелось, заняли свои места на «Мести».
Целые семьи взялись за дело. Фортескью (малочисленный род) предложил снарядить один корабль, Чичеснепы — другой, Стокэляи — третий. Купечество не отставало: Бук, Страндт, Хард с радостью выгрузили свои вирджинские товары и заменили их порохом и пулями. И через неделю все семь кораблей были снова готовы и ждали попутного ветра, чтобы выйти в море.
И наконец 21 июня эта славная эскадра вышла в море.
А миссис Лэй опять стояла и смотрела на море, но на этот раз она была не одна, так как подле нее стояла Эйаканора и вглядывалась в даль так, что ее глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит. Наконец она повернулась и всхлипнула:
— Он даже не попрощался со мной, мама!
Глава двадцать восьмая
КАК ЭМИАС БРОСИЛ СВОЙ МЕЧ В МОРЕ
И вот началась великая морская битва, которой предназначено было решить: папизм или протестантизм станет повелевать половиной Европы и всей будущей Америкой.
В первый же день Эмиас и байдфордские корабли в течение двух часов старались продырявить громадный галлеон, имеющий на корме изображение девушки с колесом и носящий имя «Святая Катарина». На его флаге на шпринтове был герб, принадлежащий, быть может, командиру солдат, но флаг очень быстро сбили, и Эмиас не мог сказать, был ли это герб де Сото или нет. Ну что же, времени для личной мести было сколько угодно. И, отозванный наконец адмиральским сигналом, Эмиас спокойно лег в постель и крепко уснул.
