Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
– Я обедаю с друзьями. Маленькая такая компания. Мы зайдем за вами в отель.
Она осмотрела свой номер. Заляпанные обои, тусклые лампы, под такими не почитаешь. Ждать целую неделю. Не могла же она просидеть в номере семь дней!
– Премного вам благодарна, мистер Гаррисон.
– С нетерпением жду встречи. Восемь часов вас устроит?
– Я буду готова.
Без пяти восемь она сидела в холле отеля. Волосы зачесала назад, надела самое бесформенное платье. На этой неделе ей не хотелось привлекать к себе внимание мужчины, особенно англичанина.
Ровно в восемь в отель вошла пара. Молоденькая девушка со светлыми волосами и славянскими чертами лица. Симпатичная, улыбчивая. Несомненно, она не могла тратить на одежду сколько хотела. Жан-Жаку она бы понравилась, но он не стал бы показываться с ней на людях, не пригласил бы в ресторан, где бывали его друзья. Мужчина, высокий, седеющий, держался очень уверенно. Неброский, но дорогой серый костюм полностью соответствовал голосу, который она слышала по телефону. Розмари отвела взгляд и застыла в ожидании. Мужчина переговорил с портье по-французски, и тот указал на Розмари, сидящую у окна. Пара направилась к ней. Оба улыбались.
– Надеюсь, мы не заставили вас ждать, миссис Маклайн, – сказал Гаррисон.
Она поднялась, протянула ему руку и улыбнулась. Решила, что этот вечер не принесет сюрпризов.
Она не ожидала, что спиртное польется рекой. Гаррисон четко выдерживал график: порция виски каждые пятнадцать минут. Для всех, включая девушку. Ее звали Анна. Приехала из Польши четыре месяца назад. С сомнительными документами. Она работала секретарем, знала пять языков. Хотела выйти замуж за американца, ради паспорта, чтобы ее не отправили обратно в Варшаву. Фиктивный брак, она этого не скрывала. Новый паспорт и быстрый развод.
Гаррисон имел какое-то отношение к английскому посольству. Он отечески смотрел на Анну, и Розмари подумала, что девушку, похоже, английский паспорт не устраивал, вот Гаррисон и подыскивал ей подходящего американца. Он вновь заказал виски. Алкоголь на него почти не действовал. Сидел он с прямой спиной, руки его не дрожали, когда он закуривал сам или подносил зажигалку к сигаретам дам; язык не заплетался. Если Империя и рухнула, то не из-за таких, как Гаррисон.
Они сидели в маленьком, окутанном полумраком баре неподалеку от отеля Розмари. Удобное местечко, как сказал Гаррисон. В Париже он знал тысячи удобных местечек, Розмари в этом не сомневалась. И в баре хватало его знакомых. Англичан того же возраста, за сорок, и молодых французов. Стаканы с виски прибывали как по расписанию. Розмари казалось, что сумрак в баре сгущался, но она чувствовала: ее глаза сияют все ярче. А впереди маячил обед. С молодым американцем. Розмари уже не помнила, где они должны с ним встретиться и когда.
Они говорили о Берте. Об Афинах. Военные только что взяли там власть. Берту это наверняка понравилось. Он обожал риск.
– Я за него боюсь, – вздохнул Гаррисон. – Дело всегда кончается тем, что его бьют. Ему это нравится. Но как бы на этот раз его не выловили из Пирейской бухты. Странный у него вкус.
Розмари кивнула:
– У меня такое же ощущение. Я даже сказала ему об этом. «Дорогуша, – ответил мне Берт, – от судьбы не уйдешь. Как написано на роду, так и будет».
Анна улыбалась, глядя на пятый стакан виски. Она напомнила Розмари ее дочь, которая иногда, перед сном, вот так же загадочно улыбалась над стаканом молока. И у одиннадцатилетних бывают свои секреты.
– И я знала еще одного такого человека, – сказала Розмари. – Художник по интерьеру. Невысокий милый мужчина. Лет пятидесяти с небольшим. Тихий, спокойный. Не такой откровенный, как Берт. Американец. Трое матросов забили его до смерти в баре в Ливорно. Никто не мог понять, каким ветром его занесло в Ливорно. – Как же его звали? Она же знала и имя, и фамилию. Точно знала. Встречалась с ним десятки раз, часто разговаривала на вечеринках. Он изобрел стул, она это помнила. И злилась на то, что память отказывалась подсказать его имя. Дурной признак. Если ты многократно говорила с этим человеком, если человека, оставившего о себе заметный след (создать новый стул – такое по плечу далеко не каждому), убили, ты должна хотя бы помнить его имя. Дурной, очень дурной признак.
Вновь принесли виски. Анна улыбалась. В баре становилось все сумрачнее. Розмари сожалела о том, что Берт в Афинах. Танки на улицах, комендантский час, люди, дрожащие под дулом автомата, нервные солдаты, которые едва ли поймут шутки английского гея. Напирай на жалость, дорогуша.
Они перешли Сену по мосту. Реку, текущую средь монументов. Париж – Библия в камне. Виктор Гюго. Такси едва не размазало их по мостовой.
– Sales cons![50] – крикнул таксист.
– Ta gueule![51] – ответил Гаррисон, выйдя из образа английского джентльмена.
Анна улыбнулась.
– Улицы полны опасности. – Гаррисон взял ее под локоть. – Один мой приятель, француз, случайно зацепил другой автомобиль на маленькой улочке неподалеку от Оперы. Так второй водитель, разъяренный как бык, выскочил из кабины, ударил его один раз и убил. На глазах у жены. Оказался каратистом.
Анна улыбнулась:
– В Варшаве все гораздо хуже.
Она сидела в Варшаве в тюрьме. Всего сорок восемь часов, но в тюрьме. Они уже пришли в ресторан, однако за столик не сели, коротая время в баре. Американец все не появлялся. Маленький ресторанчик находился недалеко от Елисейских полей. Народу было немного. Одинокие мужчины читали газеты. На первой полосе одной из них два полных джентльмена средних лет тыкали друг в друга рапирами. Утром состоялась дуэль между двумя членами парламента. Пролилась кровь. Несколько капель. Царапина на руке. Жаждущий сатисфакции ее получил. Французы.
– Мне тогда было только шестнадцать, – говорила Анна. – Меня пригласили на вечеринку. К итальянскому дипломату. Меня часто приглашали иностранцы, потому что я свободно говорю на нескольких языках. – В наше время такие, как Анна, всегда в цене. – Я до сих пор пью только фруктовый сок. Всех поляков, присутствовавших на вечеринке, арестовали.
– Encore trois whiskeys, Jean[52], – обратился к бармену Гаррисон.
– Дипломат вывозил из Польши произведения искусства. Контрабандой. Был тонким ценителем живописи. Полиция допрашивала меня в маленькой комнатке десять часов подряд. Они хотели знать, как я помогала ему и сколько мне за это платили. Меня обвиняли и в шпионаже. Я только плакала. Потому что ничего не знала. Когда меня приглашали на вечеринку, я не отказывалась. Девушке не положено отказываться, если ее приглашают. Я хотела к маме, но полицейские заявили, что оставят меня в тюрьме и я буду сидеть там, пока во всем не признаюсь, а они никому не сообщат, где я нахожусь. А если ничего не скажу, то останусь в тюрьме навсегда. – Анна улыбнулась. – Меня посадили в камеру к двум женщинам. Проституткам. У них каждое второе слово было ругательством. Они смеялись над моими слезами, а я плакала и плакала, не могла остановиться. Эти женщины сидели в тюрьме уже три месяца и не знали, когда их выпустят. Они ужасно хотели мужчину. «Три месяца без мужчины – это ад», – говорили они. Из ткани, перекрутив ее, они сделали… – она замялась, не находя нужного слова, – такую штучку, похожую на половой орган мужчины.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
