– Разве что на эту ночь. У меня письмо для Матери Мэлдина от Старшей храма Дельконы.
– Вот как… – губы привратницы недовольно поджались, а взгляд переместился на мои. покрытые пылью ноги. Я решила, что жрица, скорее всего, сейчас потребует показать письмо, но она лишь, велев обождать, закрыла окошечко.
Удивительно, но слишком уж долго любоваться искусной резьбою ворот мне не довелось. Я не успела даже как следует заскучать, как окошечко вновь открылось, и я увидела лицо уже другой жрицы – судя по смуглой коже, урожденной южанки. Несколько мгновений мы просто смотрели друг на друга, а потом она приказала привратнице впустить меня в святилище.
Оказавшись во дворе, я даже не огляделась толком, а смуглянка уже подступила ко мне с разговорами и расспросами. Она, казалось, излучала дружелюбие, когда, идя рядом, расспрашивала меня о том. как обстоят дела в Дельконе, попутно извиняясь за излишнюю суровость привратницы и закрытые ворота – времена нынче неспокойные, крестьяне недавно опять бунтовали, так что поневоле приходится быть осторожными.
Поток слов лился плавно, точно река, и запнулась моя проводница лишь один единственный раз – когда наткнулась на загодя выставленный мною ментальный щит. Впрочем, через несколько мгновений она совладала с собой, вновь заговорив о всяких мелочах – погоде, трудностях в дороге и ярмарочных слухах…
Я же отвечала хоть и вежливо, но односложно – мне не хотелось отвлекаться на пустопорожнюю болтовню, да и каждое, произнесенное в этом святилище слово, следовало очень тщательно взвешивать – храм Мэлдина не был ни убежищем, ни спасением… По крайней, мере для меня, чуждой самому его духу…
Пока я так размышляла, мы с проводницей успели не только пристроить мою уставшую лошадь в храмовую конюшню, но и. миновав широкий внутренний двор, ступили за вторую ограду – именно за ней располагался сам храм и жилища жриц в окружении роскошного сада.
В отличие от дельконских, отданных на откуп целебным растениям, грядок, здешние клумбы, дорожки и даже искусственные крошечные ручьи с выложенным камнем неглубоким руслом служили лишь красоте, являясь усладой для глаз. Я невольно залюбовалась этим великолепием, и даже собралась спросить у своей сопровождающей название причудливых и роскошных белых цветов, которые никогда не видела прежде, как смуглянка резко остановилась и произнесла.
– Прежде, чем сопроводить тебя к Старшей, я должна узнать, освободилась ли матерь Ольжана от бремени молитв. Думаю, это место подойдет для ожидания гораздо больше, чем клочок земли перед воротами. К тому же, здесь можно присесть и передохнуть.
Я уже заметила расположенные в тени причудливо подстриженных кустов небольшие деревянные скамеечки – многие из них были заняты погруженными то ли в молитвы, то ли в размышления жрицами – и согласно кивнула головой.
Смуглянка, заверив меня, что вскоре вернется, поспешила в святилище, а я, выбрав местечко поуютнее, устроилась на окруженной с трех сторон розовыми кустами лавочке.
Сквозь просветы в листве мне были хорошо видны и посыпанные светлым песком дорожки, и горбатые, перекинутые через ручьи, мостики, и сами жрицы – как отдыхающие, так и занятые садовой работой… Но, наблюдая за течением открывшейся мне чужой жизни, я совершенно не подумала о том, что уже и сама привлекла чье-то пристальное внимание, а потому едва слышный хруст ветки за спиной заставил меня взвиться с места и ухватиться за травнический нож…
Впрочем, уже через мгновение я, разглядев нарушителя своего покоя, убрала руку с оплетенной шнуром рукояти. Передо мною стояла одна из послушниц – совсем молоденькая, еще подросток, да к тому же напуганная больше, чем я сама. Страх – застарелый, почти что осязаемый, читался в каждом ее движение, в каждом взгляде… Улыбнувшись, я сделала было шаг вперед, но девчушка тут же отступила назад, практически скрывшись меж ветвей кустарника. Взгляд ее из испуганного стал затравленным – точно у малого зверька.
– Прости, я не хотела тебя напугать. – Я вновь улыбнулась, пытаясь успокоить послушницу, но она лишь мотнула головой:
– Не говори им, что видела меня здесь, пожалуйста…
– Я и не собиралась… А ты здесь прячешься?.. – теперь, рассмотрев послушницу получше, я не могла не отметить ее крайне бледное, без единой кровинки, лицо и залегшие под глазами глубокие тени. Девчушка смотрелась крайне изможденной, особенно, если сравнивать ее с приведшей меня в сад смуглой жрицей, которая, казалось, излучала здоровье и красоту… И это наводило на вполне определенные мысли, которые немедля вылились в вопрос. – Тебя наказывают излишне строго? Плохо обращаются?..
– О нет… Совсем нет… Сестры добры ко мне, – из-за моего вопроса глаза у послушницы стали, точно плошки, губы мелко задрожали, а еще через миг она, насторожившись, тряхнула головой и скрылась между ветвями кустарника, а я, с опозданием заслышав приближающиеся шаги, устроилась на лавке с самым безмятежным видом.
– Матерь с радостью готова принять тебя и узнать вести из Дельконы. – Появившаяся на дорожке смуглянка была довольна, точно объевшаяся сливок кошка, – В последнее время у нас нечасто бывают гостьи из Крейга… Эта извечная вражда наших Владык…
– Прискорбно, но война не должна разделять служительниц Милостивой, – заметив, что разговаривая со мной, жрица старательно осматривает окружающие лавку и кусты, я поспешно встала и направилась прочь, произнеся. – Негоже заставлять старшую ждать.
…Пока мы шли по коридорам святилища к покоям Старшей, я невольно вспоминала сон, привидевшийся мне в капище Седобородого, потому что все. увиденное мною в храме, походило на давнее видение до последней капли. Статуи в нишах, блеск позолоты, смуглая жрица, ступающая впереди, дабы показывать мне путь… От этого сходства становилось по-настоящему жутко, в душе крепло ощущение чего-то плохого и вот-вот готового свершиться, а когда я попала в келью Матери Ольжаны. мне стало и вовсе не по себе.
На какой-то миг даже захотелось убежать отсюда, пока не поздно, но Хозяйка Мэлдина. встав с кресла, уже приблизилась ко мне, и я, склонив голову, передала ей письмо из Дельконы. Матерь приняла их с благосклонной улыбкой и, кивнув мне на кресло у окна, принялась за чтение. Со своего места я видела, как она нахмурилась во время чтения, но тень на ее лице была мимолетной. Уже в следующий миг от морщинки на высоком лбу Матери не осталось и следа, а на губах вновь появилась легкая, безмятежная улыбка…
А потом она отложила письмо в сторону и повернулась ко мне.
– Я прочла просьбу Хозяйки Дельконы – она весьма подробно описала твою историю… И все же хочу услышать от тебя – почему ты желаешь изучить хранимые в нашем храме тайны ментальной магии?
– Потому что уже сталкивалась с ней, и не хочу еще раз испытать подобное, – при мысли о той ночи пальцы невольно сжались в кулак, а матерь Ольжана встала со своего места и подошла к окну.
– Что ж, это разумное решение… Но ты должна понимать – то, чему ты будешь учиться здесь, требует молчания и тайны. Атакующая магия считается уделом мужчин, но что делать женщинам в мире, раздираемом войнами?.. Что противопоставить железу и огню?..
