49
ПЯТЬ ЛЕТ ДВЕСТИ ОДИН ДЕНЬ
Дом сегодня переполошился. Все ходит ходуном. Не знаю почему, но ни я, ни он никак не можем успокоиться. Дерево под ветром стучит в окно. Половицы скрипят и стонут, и даже стены как будто вздыхают.
Вдобавок ко всему в холле звонит телефон. Тенорок телефонного звонка сегодня звучит не так, как обычно: резко, настойчиво, и я бегу вниз по лестнице, чтобы взять трубку. Наверное, где-то открылось окно, пальто на вешалке под лестницей безостановочно танцуют, словно их надели духи-невидимки, желтые страницы телефонной книги открываются и закрываются, и я начинаю опасаться, как бы трезвонящий телефон не свалился со столика.
Я думаю – может, это Грэм. Я ведь действительно позвонила ему на следующий день после прогулки с Джеком. Мы не стали любовниками, но примерно раз в месяц мы встречаемся и гуляем или обедаем вместе. Он напоминает мне, как однажды ради меня выкурил сигарету. Но вряд ли это он: сейчас день, он учит своих оболтусов в большом светлом классе.
Подняв трубку, я понимаю, что успела в последний момент, на том конце уже собирались дать отбой. Связь у нас ужасная, на линии всегда шум и треск.
– Бет?
– Да, слушаю.
Хрипы в трубке, потом я слышу:
– Это Мария. Бет, мне нужно к вам приехать и кое-что сообщить. У меня тут… – Опять хрипение, которое заглушает слова Марии, я трясу трубку, как будто пытаюсь вытряхнуть из нее помехи на пол.
– Что-что? – кричу я в трубку. – Что вы сказали?
Треск, щелчок, гудок. Связь прервалась.
– Нет! – Мой голос эхом отдается на лестнице.
Я кладу трубку, после этого телефон звонит еще дважды. Но слышимость становится еще хуже, как будто в телефоне поселились злобные электрические призраки, и все, что я слышу, – их насмешливое хихиканье.
На мгновение я застываю на месте. В голову лезут фантазии – незваные, неотвязные, – как будто телефон звонит, и голос в трубке говорит: «Мам, это ты? Я еду к тебе. Я уже совсем рядом. Мам, мам, мам, мам, мам, мам».
Мария перезванивает на мобильный и говорит, что есть информация по делу, она приедет ко мне.
– Городской телефон у вас живет своей жизнью, – смеется она.
Я меряю шагами гостиную. У меня предчувствие, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Я напоминаю себе, что такие предчувствия у меня уже бывали не раз и все они не оправдались. Дом согласен со мной, он молчит. Хандрит под жидким холодным солнцем.
– Как ты можешь оставаться в этом доме? – спросила как-то подруга.
– А как я могу уехать? Она же придет сюда, куда еще? Однажды я открою дверь, а на пороге стоит она, – ответила я.
На следующее утро я просыпаюсь на диване с кисловатым вкусом виски во рту, чего давно уже не случалось. Я давно себе этого не позволяла. Подлокотник врезался в шею, она так затекла, что голову не повернуть. Я чувствую себя разбитой и опустошенной. Опять пустые надежды, как всегда. Как я дошла до этого состояния? Постепенно, за долгие годы, шаг за шагом. Знаки и зацепки, которые выныривают, как головы тюленей из воды, чтобы снова исчезнуть, оставив меня всматриваться в пустой горизонт. Первые годы: опознания – Шотландия, Бельгия, Южная Америка. Полиция пыталась отсеять самые нелепые варианты, но все равно они попадались, порой часто. А иногда неделями вообще ничего. «Красное пальто» – то, что люди запоминали лучше всего, и из девочек в красном пальто, выловленных на разных континентах, можно было бы составить целую армию. Примета превратилась в помеху, которую полиция пыталась обойти, ибо кто знает, куда могло подеваться красное пальто. Но еще долго после своего исчезновения Кармел оставалась для журналистов «девочкой в красном пальто».
Конечно, каждый раз я сходила с ума от волнения и надежды. Но каждый раз опознание заканчивалось ничем – еще одна девочка, чужой ребенок. А иной раз и опознавать-то было некого: призрак мелькнул и более не появлялся, как изображение Девы Марии в облаках. Пол основал местный фонд, чтобы оплачивать частного детектива. «О, мы напали на горячий след, – говорили нам детективы, – она замечена в автобусе в Люксембурге, Швеции, Брисбене». Часто приходят письма: «Милая, я знаю, где твоя девочка. Я экстрасенс с двадцатилетним стажем, и я отчетливо вижу ее. Она до сих пор носит красное пальто».
Я получила столько ложных сигналов, что у меня выработался против них иммунитет. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Кофе пробуждает меня и взбадривает. Звонит Грэм, и я сообщаю ему новость.
– Ты хочешь, чтобы я приехал? – спрашивает он. – У меня сейчас «окно».
К своему собственному удивлению, я отвечаю согласием.
Я принимаю душ, переодеваюсь и жду с полчаса у окна. В конечном итоге они подъезжают одновременно. Я чувствую прилив симпатии к Марии, когда смотрю, как она идет по дорожке, ветер раздувает ее плащ. Ее волосы очень коротко подстрижены, и мне становится ясно, что она отказалась от забот о своей женственности, а вместе с тем и от аккуратного боба, отбросила все это как лишнее, когда оно стало отвлекать от дела. Грэм наклоняет к ней голову и что-то говорит ей, улыбаясь, и меня охватывает внезапная нежность к нему, от которой я задыхаюсь.
– Бет, как приятно видеть тебя, – начинает она.
Вблизи, конечно, заметно, что она постарела.
И еще одно изменение. В ней отчетливо проступила серьезность. Занятно отмечать после того, как долго не видел человека, что его характер и ежедневные мысли отпечатались в его скелете, проникли в мышцы.
Она сидит на краю дивана.
– Как твои дела, Бет? Выглядишь хорошо.
– Моя работа поддерживает меня все это время. Не знаю, что бы я делала без нее.
– Хорошо. Итак, это предварительный результат, но я не хочу ходить вокруг да около, потому что понимаю, как это важно для вас. С другой стороны, шансы невелики, поэтому не хочу, чтобы вы питали напрасные надежды.
Я улыбаюсь. Формальности не изменились. Я дожила до того, что стала относиться к ним снисходительно. Мария использует стандартные процедуры, когда затрудняется подыскать свои слова, теперь я это понимаю.
– Конечно.
Она достает папку из портфеля, пластиковую папку на молнии. В ней – фотография, увеличенная до формата A4. Грэм опирается на подлокотник моего кресла одной рукой, а другую кладет мне на плечо.
– Посмотрите и скажите, что вы думаете.
Передо мной лицо девочки. Ее голова обращена к камере вполоборота, виден только один глаз. Копна волос, кудряшки крупными спиралями падают ей на лицо. Снимок довольно расплывчатый, сделан с расстояния.
Жуткая боль пронзает мне живот, внезапно, неожиданно. Я даже вскрикиваю.
Мария мгновенно подскакивает ко мне:
– Бет, что с вами? Мне очень жаль, что я расстроила вас…
