– Пора уже ей понять. Она ведет себя нелогично.
Я застываю в дверях.
– Да. Посмотрю, что смогу сделать. Уверен, со временем она опомнится.
Длинная пауза. Потрясенная, я отшатываюсь от двери, но потом снова подхожу ближе.
– Конечно, она не может. Не знаю, когда люди в трауре, они ведут себя непоследовательно.
Еще одна пауза.
– Приличная сумма. Я поговорю с ней, не волнуйся, предоставь это мне.
Я медленно иду обратно вниз, к себе в офис. Как он мог?
– Милая, – говорит Грэм, глядя, как я с маниакальным упорством складываю бумаги в ящики и пытаюсь надеть на Спада ошейник и прицепить к нему поводок. – Все хорошо?
– Нет.
– Передай Уорду, что все кончено, хорошо? – говорю я. Мои руки дрожат.
– Передай ему, что я слышала, как он разговаривал с Лукасом.
– Джен, успокойся, – умоляет Грэм. Он ненавидит ссоры.
– Просто передай ему, – отвечаю я, выходя из офиса. – Он поймет, что я имела в виду.
32
Я стою на пороге дома Джереми в Ричмонде. Рядом мечется Спад. Лиззи в командировке, и единственный человек, о ком я подумала, единственный человек, кого я хотела бы видеть, – это Джереми.
– В чем дело? – спрашивает он, и я влетаю в его объятия.
– Дженьюэри, что случилось?
Я не знаю, как долго он держит меня. На пороге появляется его жена Эмма. Она зовет нас в дом – говорит, что поставила чайник.
– Отведи ее в кабинет, – говорит она Джереми, и в глазах у нее неподдельное беспокойство. – Там тепло и хорошо.
Джереми сидит в кресле и внимательно меня слушает. В его кабинете уютно, тут есть настоящий камин и множество полок с книгами, рождественскими открытками и семейными фото. Я рассказываю ему все, в подробностях, которые льются из меня, словно из поврежденного водопровода. Джереми не говорит ни слова. Я спрашиваю:
– Ты можешь поверить, что Уорд действовал за моей спиной?
Джереми протягивает мне салфетку.
– Нет, – отвечает он. – Не могу.
– Я доверяла ему.
– Поверить не могу, что он так поступил. Уверен, это недоразумение. Уорд никогда бы не пошел против собственных принципов.
– Но…
– Может быть, надо было все-таки подождать и поговорить с ним? – спрашивает Джереми добрым голосом, но твердо. – Может быть, Грэм просто все не так понял? Давай посмотрим правде в глаза, он часто ошибается. Разве Уорд не заслуживает презумпции невиновности?
– Но он говорил с Лукасом о доме и о деньгах.
Или нет? Я пытаюсь снова вспомнить их разговор.
Не знаю, когда люди в трауре, они ведут себя непоследовательно.
– Дженьюэри. Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю – как друг и бывший коллега.
Я киваю, высмаркиваясь в платок.
– И я тебе все это говорю, потому что мне не все равно. Зачем ты сбежала? Почему не попыталась поговорить с ним?
Я делаю глубокий вдох.
– Потому что…
Я сжимаю губы.
– Не знаю, Джереми. Я так запуталась…
– Может быть, потому что ты его любишь, а иногда проще при первых признаках беды сбежать куда подальше? – подмигивает мне Джереми.
– Нет. Это не так, совсем не так, – мотаю я головой.
– Ты боишься быть счастливой. Ты уже долгое время была одна, и вдруг появляется мужчина, который тебя любит, а ты любишь его. Только разве это так уж страшно, разве это не волшебное чувство? Когда я влюбился в Эмму, я был так напуган, что даже думать нормально не мог. Я думал, что это конец моей свободы, конец жизни, какой я ее себе представлял, но так или иначе мне необходимо было совершить прыжок в неизвестность, и я так рад, что совершил его. Конечно, ничего не закончилось – наоборот, это было начало новой и прекрасной жизни. Любовь делает нас уязвимыми, но мы должны, и это в наших собственных интересах, использовать этот шанс.
– Спасибо, – говорю я, взяв еще одну салфетку и понимая, как сильно я скучала по мудрым советам Джереми.
– Прости, – добавляю я с улыбкой, – что вечно перед тобой плачу.
Едва Джереми успевает открыть рот, чтобы ответить мне, как мой телефон звонит. На экране имя Уорда.
Джереми приказывает мне ответить:
– Никогда не убивай чувство в зародыше.
Я встречаюсь с Уордом в местном пабе неподалеку от моего дома и квартиры Уорда в Брук-Грин. Он протягивает мне бокал вина, а в глазах у него злость.
– Что, подождать не могла?
– Я все не так поняла, – признаю я. – Теперь я знаю. Я позвонила Лукасу.
– Ты звонила… Лукасу? – Уорд в недоумении.
– Он сказал, что весь день был на совещаниях, – произнося эти слова, я понимаю, как нескладно это все звучит, как глупо с моей стороны было так отреагировать. – Он заверил меня, что ничего бы не сделал без моего согласия, так как понимает, что мне нужно время.
– Ты ему позвонила и сделала все только хуже! – кричит Уорд и вдруг понижает голос. – Всего-то и нужно было, что сказать мне.
– Я знаю. И сожалею. Очень, – говорю я, стыдясь самой себя.
– Если хочешь знать, вообще-то я разговаривал с Люком, моим адвокатом. По поводу Марины. Мне казалось, что можно развестись цивилизованно, но, видимо, нет.
– Прости, – говорю я, протягивая руку к его руке, но он тут же отдергивает свою.
– Знаешь, что на самом деле больнее всего, Джен? Ты была готова поверить, что я могу так с тобой поступить.
– Я… – моему поступку нет оправдания. Я снова наклоняюсь к нему, но он отодвигается еще дальше.
– После всего того, что мы пережили вместе, ты действительно думаешь, что я такой человек, который мог бы так себя вести?
– Нет. Я вообще не знаю, о чем я…
– То есть ты считала, что я могу просто взять, позвонить твоему брату, за спиной у тебя провести сделку – и все ради какого-то там процента? Если так ты обо мне думаешь, у нас нет с тобой ни малейшего шанса, – говорит он, вставая и взяв свое пальто со стула. – И Лукас заслуживает лучшего отношения. Он дал тебе слово ничего не делать без твоего согласия, и тебе стоило бы довериться хотя бы ему. Когда ты сбежала, Лукас был в шоке – он корил себя за то, что выместил на тебе свой гнев, ему правда было очень жаль. Он плакал, Дженьюэри. Твой брат плакал! Ты была права, он за эти годы многое держал в себе – ты не единственная, кому пришлось несладко в этой жизни.
