Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Вообразим себе экстремальную ситуацию. Некий народ, в прошлом многочисленный — ну, скажем, какие-нибудь условные «нартуадыги» — под влиянием неблагоприятных обстоятельств потерял силу и влияние, его земли завоевали пришельцы, через какое-то время началась активная метисация. В результате чего 95 % нартуадыгов бесследно растворилась в чужих народах. «Чистых» нартуадыгов осталось очень мало — ну, тысячи три-четыре. Спрашивается, прекратил ли существование нартуадыгский народ?
Нет, конечно. Эти несколько тысяч человек и есть нартуадыгский народ. Все остальные потомки некогда славного племени — отрезанные ломти, существование которых можно просто не учитывать. В случае национального возрождения нартуадыгского народа оно будет вестись прежде всего в интересах тех нескольких тысяч, которые остались этническими нартуадыгами. Никакой «проблемы с полукровками» в данном случае просто не существует, так как они не признаются частью народа.
Если бы все «русские полукровки» были бы «просто нерусскими» — то есть людьми, которым, в силу их происхождения, нет места в породившем их народе — никакой «проблемы полукровчества» не существовало бы вовсе. Речь бы шла просто об уменьшении количества русских. Что, конечно, очень печально, но относится уже к другой теме — а именно, к теме относительных демографических потерь народа (таких же, как, скажем, эмиграция).
Но можно представить себе и обратную ситуацию. А именно — снова вообразив себе некий народ, который подвергся метисации, на сей раз откровенно насильственной. Ну, к примеру: сейчас распространяются байки про то, что советские войска якобы изнасиловали миллионы немок. Это, скорее всего, ерунда, но представим себе, что нечто подобное с каким-то народом действительно происходило (как с теми же сербами под турками).
В результате, появилось какое-то количество полукровок. Тем не менее, и они сами стыдятся своего происхождения, и общество тоже делает вид, что «нет такой проблемы». Те же немцы, например, охотно рассуждая про оскверненных арийских фрау, вовсе не делает из этого вывод, что значительная часть восточных немцев — полуславяне, или что «в этом есть какая-то проблема».
Такой проблемы не существует. Все немцы — это немцы, даже если кто-то немножко не немец.
Увы, в нашем случае ни то ни другое решение («вычесть» полукровок из народа — или, наоборот, всех принять, но на условиях полного закрытия самой темы) не работают.
Проблема состоит в том, что люди со смешанным происхождением совсем не обязательно «уходят из русских» — то есть отождествляют себя с другими народами и перестают осознавать себя в качестве русских [125]. С другой стороны, не все из «неушедших» обязательно принимают русскую идентичность. Увы, достаточно большое количество потомков от смешанных браков оказываются в каком-то странном, промежуточном положении, крайне неудобном и для них самих, и для окружающих.
Чтобы разобраться с этим вопросом, придется отступить на шаг назад.
Мы уже сказали, что подавляющее большинство полукровок появляются в межнациональных браках. Но что такое межнациональный брак и какие проблемы он с собой несет, особенно для родившихся в нем детей?
На этом месте особенно наверчено много вранья. Например, обществу навязывается точка зрения, согласно которой межнациональный брак — это что-то исторически новое, а следовательно, прогрессивное, а значит, хорошее. Не будем даже говорить о том, что связка «новое = прогрессивное» ложна сама по себе (если мы не хотим признать СПИД замечательной штукой, «не то что этот устаревший сифилис»). Обратимся к фактам. Межнациональные браки заключались (в том числе и в массовом порядке) и в далеком прошлом. Более того, проблем с этими браками было куда меньше, чем сейчас. Да, именно меньше, а не больше.
Почему? Для начала вспомним, чем был брак еще два-три века назад.
Первое и главное: брачные и семейные отношения были асимметричными. Женщина не считалась полноправным членом семьи и даже полноправным человеком. В частности, ее можно было выдать замуж против воли — или, как минимум, не особенно обращая внимания на эту самую волю. Решение о выдаче замуж принималось родителями или родственниками женщины. Кроме того, женщину можно было купить, пленить, выкрасть и т. п. Далее, жена принадлежала мужу. Разумеется, слово «принадлежала» может означать очень разные вещи, но тем не менее это было именно так. Муж имел права, которыми жена не обладала. Общественное мнение в подавляющем большинстве случаев принимало и одобряло такое положение дел. Ни о какой «семейной гармонии», «взаимном уважении» и т. п. можно было не заботиться: есть оно — и хорошо, нет — можно прожить и так. Что касается совместных интересов, то их у мужа и жены не могло быть по определению: муж занимался тем, чем в принципе не могла заниматься жена и наоборот.
Кроме моногамного брака существовало еще много других форм узаконенного сожительства: женщина могла быть второй или третьей женой, рабыней, наложницей и т. п. — причем от рабынь и наложниц тоже рождались дети.
В такой ситуации межнациональный брак, как правило, означал одну простую вещь: мужчина где-то разжился женщиной из чужого племени или народа — добыл на войне как пленницу [126], купил на базаре как рабыню, или просто удачно сосватал у каких-нибудь чужаков. Часто это была далеко не первая женщина, которой данный мужчина владел. Брачный венец могла заменять купчая. Муж редко испытывал большую потребность в интеллектуальном общении с дражайшей половиной: его требования включали в себя домашнюю работу, покорность в постели и производство потомства. Не обязательно было даже знать языки друг друга: не редкостью были ситуации, когда муж не понимал говора жены вовсе, а та за всю жизнь запоминала едва ли десяток слов и выражений на мужнином наречии. Дети считались собственностью отца [127], мать имела не слишком большое влияние на детей (особенно на мальчиков).
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
