Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
Поскольку наш производственный потенциал увеличился, мы оказались перед выбором: работать гораздо меньше при постоянном уровне производства и потребления или намного повысить производство и потребление при неизменном уровне труда. Несколько вынужденно мы выбрали смесь обоих вариантов. Производство и потребление возросли, тогда как рабочее время сократилось, а детский труд в значительной степени отменен. Этот выбор продиктован не технической необходимостью; он явился результатом политической борьбы и изменений в социальных подходах.
Каковы бы ни были достоинства этих предложений, они не имеют особого значения по сравнению с тем, что могут предложить экономисты в ответ на вопрос: возможно ли технологически неизменное общество?
Важно то, что специалисты обращаются к этой проблеме, а они этим займутся, только если увидят, что вопрос того заслуживает. Не следует забывать, что главная трудность, возможно, обнаружится не в экономических и технических аспектах проблемы, а в политических и психологических сторонах ее. Привычки и способы мышления не так легко поддаются переделке, а поскольку многие особо заинтересованные группы вполне реально делают ставку на поддержание и ускорение роста потребительства, борьба за изменение модели будет долгой и трудной. Как уже многократно говорилось, самое главное в настоящий момент – это сделать первый шаг.
И последнее по данному вопросу: мы не одиноки в своей сосредоточенности на материальном потреблении – другие страны Запада, Советский Союз, восточноевропейские страны, похоже, тоже попали в ту же разрушительную западню. Обратите внимание на заявление русских, что они заткнут нас за пояс по стиральным машинам, холодильникам и пр. Действительный выход состоял бы не в том, чтобы вовлечь их в ненужную гонку, а в том, чтобы превзойти эту стадию социального развития и подтолкнуть их строить подлинно человеческое общество, которое будет определяться и измеряться отнюдь не количеством машин и телевизоров.
В то время как вопрос о раз и навсегда неизменном уровне производства в данный момент в основном остается теоретическим, есть и весьма практический, который встал бы, если бы потребителям пришлось сократить потребление до удовлетворения своих реальных нужд как живых человеческих существ. Если бы это случилось, нынешний уровень экономического роста можно было бы поддерживать, только если бы мы перенаправили и переиначили производство с некоторого «не необходимого» частного потребления на более очеловеченные формы общественного потребления.
Потребности эти ясны и обозначены многими современными аналитиками и писателями. Частичный список таких видов деятельности включал бы в себя реконструкцию большей части жизненного пространства всего народа (миллионы новых жилищ), широкое распространение и усовершенствование народного образования и здравоохранения, развитие городского и междугородного общественного транспорта, десятки тысяч больших и малых проектов мест отдыха для американских общин (парки, игровые площадки, бассейны и пр.), массовое включение в развертывание культурной жизни, привносящее драму, музыку, танцы, рисование, съемку фильмов и прочее в сотни тысяч общин и в миллионы жизней людей, которые обычно понятия не имеют об этом измерении человеческого существования.
Все эти усилия подразумевают физическое воспроизводство и развитие обширных человеческих ресурсов. Непосредственная заслуга подобных проектов в том, что они направлены на устранение проблем обедневшего меньшинства и в то же время задействуют воображение и энергию небедных. Они также смягчают, если не полностью устраняют проблемы, порожденные урезыванием потребления. Общенародное экономическое и социальное планирование было бы, конечно, необходимо в случае осуществления большинства такого рода программ, поскольку они включали бы в себя существенные сдвиги в использовании человеческих и материальных ресурсов. Первый результат подобных усилий состоял бы в том, чтобы показать, что мы действительно движемся к подлинно человеческой общности. Другим огромным шагом на пути к созданию живого общества, в дела которого были бы реально вовлечены его члены, явилась бы гарантия того, что по каждому пункту подобных программ вовлеченные в них люди и общины будут нести ответственность за распространение и выполнение проекта. На общенациональном уровне им необходимо обеспечить законное основание и соответствующее финансирование, но после получения необходимого минимума первейшим принципом должны бы стать максимум общественного участия и наличие разнообразных проектов.
При таком сдвиге с частного к общественному сектору потребления частные расходы сдерживались бы тем, что увеличение дохода поглощалось бы повышением налога. Это был бы умеренный сдвиг с мертвящего, дегуманизированного частного потребления на новые формы общественного потребления, которые втянули бы людей в различные виды творческой общинной деятельности. Нет надобности говорить, что подобный сдвиг потребовал бы тщательного планирования, чтобы избежать серьезного расстройства экономической системы: в этом отношении мы сталкиваемся с теми же проблемами, что и в ходе конверсии производства вооружения на мирную продукцию.
5. Психодуховное обновление
На протяжении всей книги мы доказывали, что система Человек функционирует ненормально, если удовлетворены только материальные потребности, гарантирующие ей физиологическое выживание, а не специфически человеческие потребности и способности – любовь, нежность, разумность, радость и пр.
Поскольку человек также и животное, разумеется, он нуждается в том, чтобы в первую очередь удовлетворить свои материальные запросы; однако его история – это летопись его поисков и выражения потребностей, превосходящих выживание, таких как потребность в живописи и скульптуре, в мифе и драме, в музыке и танце. Религия была, пожалуй, единственной системой, вобравшей в себя все эти аспекты человеческого существования.
С развитием «новой науки» религия в ее традиционных формах становилась все менее эффективной, в результате возникла опасность утраты ценностей, которые в Европе закрепились в рамках теизма. Эту опасность Достоевский выразил в своем известном утверждении: «Если Бога нет, то все позволено». В XVIII и XIX веках многие сознавали необходимость создания равноценной замены тому, чем была религия в прошлом. Робеспьер пытался создать новую искусственную религию, что ему, конечно же, не удалось, ибо его исходными посылками были материализм Просвещения и идолопоклонство перед будущими поколениями, что не позволяло ему увидеть основные элементы, необходимые для основания новой религии, даже если бы это можно было сделать. Сходным образом Конт думал о новой религии, но его позитивизм делал равно невозможным достижение удовлетворительного результата. Во многих отношениях Марксов социализм был в XIX веке самым значительным народным религиозным движением, хотя и выражался светским языком.
Предсказание Достоевского о том, что все этические ценности рухнули бы, если бы прекратилась вера в Бога, оправдалось лишь отчасти. Этические ценности современного общества, общепринятые на уровне и закона, и обычая, такие как уважение к собственности, к индивидуальной жизни и прочие принципы, остались в неприкосновенности. Но те человеческие ценности, которые выходят за пределы требований, предъявляемых нашим общественным устройством, действительно утратили свой вес и влияние. Однако Достоевский был не прав в ином, более важном смысле. В течение последних десяти и особенно прошедших пяти лет по всей Европе и Америке в развитии общества выявилась сильнейшая тенденция к более глубоким ценностям гуманистической традиции. Возобновился поиск осмысленной жизни, и не только среди малых изолированных групп; он превратился в целое движение в странах с совершенно разными социальными и политическими структурами, как, впрочем, и в католической и протестантской церквах. Что объединяет и верующих, и неверующих в этом новом движении, так это убеждение в том, что понятия вторичны по отношению к делам и позиции человека.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
