Эти громилы с черными масками на лицах приложат так, что дух вылетит. С кого ему потом снимать показания?
А рация пиликала в нагрудном кармане, принося новые неутешительные сведения:
— Такси обнаружено у Измайловского парка. Без пассажира.
— Останавливайте! — рявкнул он.
— Таксист сообщил, что высадил пассажира у Щелковского рынка. Кажется, он пересел в синий «мерседес».
— Когда кажется — креститься надо!
Черт! Сергей говорил о синем «мерседесе». Они уже поднимали картотеку. Геннадий и не подозревал, сколько в столице теперь таких машин. Это тебе не благословенный «застой», когда каждая иномарка была на счету. Хоть бы номера знать!
— Полина Бахорева доставлена в Черемушки.
Геннадий набрал ее номер:
— Лина? Все в порядке? Он готов? Как чувствуешь?
— Да… — устало выдохнула Лина. — Завтра… Сказал, что сегодня спешит по делам. А завтра утром встретит меня у салона, до работы проводит. А в обед пойдем в кафе. Все-таки последний день вместе…
— Сволочь! — выругался Дементьев. — Пасти будет.
— Я же говорила…
Снова запиликала рация:
— Объект направляется ко входу в салон. С ним двое неизвестных.
— Не высовываться! — велел Геннадий. — Машину отогнать. Группе захвата — боевую готовность.
Неужели сегодня сунутся?
— Двое прошли в арку. Объект остался на улице.
— Где их машина? Синий «мерседес» видите?
— Нет. Они без машины. Нормально. Значит, осматриваются.
— Ребята, разделитесь — и за ними, — взмолился Геннадий. — Всех троих теперь ведите! Глаз не спускать.
Лина, обессиленная и отпустошенная, лежала в горячей ванне.
Какой у нее был трудный день. Как тяжело давалась каждая улыбка. И голова трещит. Она так много выпила сегодня.
Юрий все время подливал ей в бокал шампанское, а сам едва пригубил, только поднимал его для очередного тоста.
То за ее улыбку, то за глазки, то за посетившее его, наконец, большое и светлое чувство.
Диковинные жареные цветы казались безвкусными. А маленькие пельмешки с экзотической начинкой Лина, не жуя, сразу глотала, боясь раскусить — а вдруг там змея или еще какая-нибудь гадость.
От шампанского кружилась голова. Ей приходилось сосредоточиваться, прежде чем произнести очередную фразу.
Пили и за вечный город Рим, и за солнечный Милан, и за весь итальянский «сапожок» в целом.
Если бы Лина не знала, что перед ней сидит ее будущий убийца, ни за что бы не выдержала такой перегрузки. А Юрий так искренне огорчался предстоящей разлукой… Тем более что она со вздохом сказала, что завтра последний день, когда она сможет с ним встретиться. Потом будут хлопоты перед отъездом: постирать, погладить, вещи уложить… Да и родители обидятся, если она улизнет из дома.
«Последний день… — молоточками стучало в висках у Варламова. — Твой последний день, крошка. А для меня — первый. Долгожданный шаг в новую, абсолютно независимую жизнь. Выпей лучше за Францию, девочка, за прекрасную Ниццу, за мою будущую виллу на побережье, которую ты мне подаришь…»
— Нет-нет, больше не наливай, — Лина прикрыла ладошкой бокал. — У меня завтра такая кошмарная смена. И почему всегда инкасса на мое дежурство выпадает? А они такие зануды. Все по десять раз сверяют. В полдевятого приедут, так дай бог, если в девять освобожусь.
— Ничего, я буду тебя морально поддерживать, — успокоил Юрий.
Лина пьяненько улыбнулась:
— Я раньше так боялась одна после работы ходить. Брр… Темно в этой подворотне. Еще дадут по башке и сумочку вырвут. А с тобой мне ничего не страшно.
Он внушительно расправил плечи и снисходительно улыбнулся:
— Со мной ты, как за каменной стеной.
«Скорее, как под могильным камнем, — подумала Лина. — Интересно, куда он так спешит? Все на часы поглядывает… Наверное, к своим напарникам. Скорей бы уж расстаться с ним. Скорей бы вообще все это кончилось. Скорей бы…»
Юрий Варламов беспокойно мерил шагами комнату.
Этот день и для него был напряженным. Ноги гудели от усталости, зато внутри словно моторчик урчал и никак не мог выключиться.
Сегодня он умудрился успеть все, на что раньше уходило около месяца. Лично проинструктировал своих «дубков», расписал им каждый шаг как по нотам, прошел с ними до служебного входа, показал, где удобнее ставить машину, как лучше разворачиваться в тесном глухом дворике.
Флегматичный Негатив был недоволен спешкой. Зачем горячку пороть? Надо бы еще присмотреться. Но когда Юрий назвал ему сумму, которую тот получит за операцию, Негатив сразу заткнулся и стал пошевеливаться расторопнее.
Юрий решил, что на этот раз не будет сообщать подельникам, сколько они возьмут. Тем более что он сам будет там и заберет содержимое сейфа, пока «дубки» будут убирать охранников. Девчонке пистолет к носу, она сейф откроет, а потом он вытолкнет ее в коридор. У Негатива это лучше получится…
Он глянул на свои руки, тонкие, с длинными холеными пальцами. Чистые розовые лунки ногтей, как у женщины.
А у этой кассирши ладошка жесткая и шершавая, будто у мужика.
Тонкие губы скривились в презрительной усмешке. Вот и ответ. Природа сама определила, кто в этом мире должен быть господином, а кто обязан жизни своей не щадить, дабы удовлетворить хозяйскую прихоть.
Вот именно. Это же элементарно. Не щадить ничьей жизни.
Глава 53
Стечение обстоятельств
Он проснулся еще до звонка будильника. Раздернул шторы на окне и с неудовольствием глянул на сочащийся сквозь стекло зыбкий серый свет занимающегося утра.
Все сегодня он делал тщательно, с особым настроением, словно невеста в день назначенной свадьбы. Прохладный, ласкающий тело душ, ароматная пена для бритья, двойное лезвие, мягко скользящее по упругой коже, тонкий аромат одеколона — все доставляло наслаждение.
Чашечка горячего кофе, расплавленный сыр на поджаристом хлебе, сигарета… Мягкий свитер обтянул широкие плечи.
А вот и солнце. Скользнули в комнату неяркие лучи, проглянула сквозь тучи прозрачная разреженная голубизна. Прекрасный начинается день.
Варламов глянул на часы. Казалось, что секундная стрелка двигалась по циферблату неспешно и лениво.
Он открыл бар и налил рюмку коньяка. Слегка тронул его губами, смакуя, и опрокинул в рот.
Дорога до метро займет около сорока минут. Пожалуй, стоит спуститься за газетой, просмотреть сплетни в «Московском комсомольце».
Варламов всегда с удовольствием ездил на общественном транспорте. Ему нравилось сливаться с толпой, становиться неприметной частичкой, молекулой огромного многомиллионного организма и в то же время чувствовать с торжествующей уверенностью, что он особый, избранный, непохожий на этих сопящих, прижимающихся в давке боками, спешащих на службу, нагруженных сумками с нехитрыми продуктами. Он презирал их и в то же время старался стать неотличимым от них.