– Ты напрасно так волнуешься, – покачала головой Кэтрин. – За несколько дней с нами ничего не случится. Ты успеешь прислать сюда охрану. Ну а если Эдвард появится раньше, я сама сумею с ним справиться. Я сумею превратить наш дом в неприступную крепость.
– А ты не забыла про миссис Оливер? Виктория писала о том, что ее экономка в сговоре с Эдвардом.
– О, боже, неужели ты думаешь, что я испугаюсь какой-то миссис Оливер? Один неверный шаг, и я вздерну ее на перекладине!
Майлс немного подумал, вздохнул и принял окончательное решение.
– Хорошо, Кэт, пусть будет по-твоему. В оружейной есть пистолеты. Кроме того, принеси в спальню Джеффри шпагу и обещай ни под каким предлогом не покидать дом в мое отсутствие.
– О, господи, – вздохнула Кэтрин, закатывая глаза. – Ты говоришь так, словно мы с тобой на войне.
– Хуже. На войне ты всегда знаешь, кто твой друг и кто твой враг. Здесь же не знаешь, кому и верить-то. – Он поцеловал Кэтрин и добавил: – Будь осторожна, любимая.
– Обещаю сделать все, как ты сказал, любимый.
Через час Майлс был уже на пути к Лондону.
В тот же вечер Кэтрин сказала Люси, что останется с Джеффри на всю ночь, и отослала ее отдыхать. Со шпагой, висящей возле запертой двери, и с тремя заряженными пистолетами на полке Кэтрин чувствовала себя в полной безопасности и готова была дать отпор любому безумцу, который захотел бы проникнуть в комнаты герцога.
После ужина она уселась в кресле напротив Джеффри и принялась ему читать из шекспировского «Сна в летнюю ночь». Когда она стала говорить за героев пьесы разными голосами, Джеффри развеселился и долго смеялся. Кэтрин, закончив второй акт, стала прохаживаться по комнате.
– Но еще больше мне нравится у Шекспира «Комедия ошибок», – сказала Кэтрин. – Это история о мальчиках-близнецах, которых разлучили в детстве. Если хочешь, я почитаю ее тебе завтра, папа.
Джеффри покачал головой и поморщился.
– А, понимаю, – улыбнулась Кэтрин. – Две комедии подряд – это действительно неправильно. Хорошо, тогда попробуем «Юлия Цезаря», но мне будет чертовски трудно говорить на разные лады мужскими голосами.
Герцог счастливо улыбнулся.
Послышался стук в дверь – это оказалась Люси.
– Виктория, если ты решила остаться на всю ночь возле отца, почему бы тебе не лечь в гостиной? – сказала она. – Ты можешь постелить себе на диване и оставить дверь открытой. Вот ключ. Туда никто не заходил с тех пор, как ты уехала из дома – тогда, в ноябре.
Люси протянула Кэтрин ключ и улыбнулась Джеффри:
– Доброй ночи, ваша светлость. Доброй ночи, Виктория.
Она помахала рукой и скрылась.
Кэтрин заперла дверь на ключ и посмотрела на дверь, ведущую из спальни в примыкающую к ней гостиную. Затем пожала плечами и снова села напротив Джеффри. Взяла в правую руку томик Шекспира, продолжая держать в левой ключ, который дала ей Люси.
– Папа, – сказала она, – ты не мог бы положить куда-нибудь к себе этот ключ? У меня на платье нет карманов.
И она протянула герцогу раскрытую левую руку с лежащим на ней ключом.
Джеффри взял ключ и увидел шрам на ладони Кэтрин. Пристально всмотревшись, он поднял взгляд к лицу Кэтрин. Глаза его наполнились слезами, и Кэтрин увидела, как складываются губы Джеффри, пытаясь произнести какое-то слово. Затем послышался его низкий надтреснутый голос:
– Кэт-трин.
Ей показалось, что она ослышалась.
– Что ты сказал? – переспросила Кэтрин.
Джеффри повторил, на этот раз уже более уверенно и ровно:
– Кэтрин.
– Кто тебе сказал, что меня зовут Кэтрин? – настороженно спросила она.
Джеффри повторил, не сводя глаз со шрама на ее ладони:
– Кэтрин. Моя Кэтрин.
– Твоя Кэтрин? – недоуменно переспросила она. – Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.
Джеффри протянул ей ключ и указал на дверь, ведущую в гостиную
– Гостиная? Ты хочешь, чтобы я прошла в гостиную? – спросила Кэтрин. Он потряс головой, указал на Кэтрин, на себя и на дверь. – А, ты хочешь, чтобы я пошла туда вместе с тобой.
– Д-да, – кивнул Джеффри.
– Ничего не понимаю, но если тебе так хочется…
Кэтрин вручила Джеффри зажженный канделябр и покатила его кресло к двери гостиной. Когда она отперла и открыла дверь гостиной, из нее дохнуло холодом нежилого помещения.
– Как бы нам здесь не замерзнуть, – сказала Кэтрин. – Может быть, вернемся назад?
Взгляд Джеффри стал таким умоляющим, что Кэтрин сдалась и вкатила кресло в темную комнату. Она взяла из рук Джеффри канделябр и от него зажгла все свечи.
Она подкатила кресло к дивану, и вдруг раздался голос Джеффри:
– Т-там. С-смотри там, – он указал рукой на большую, прикрытую холстом картину, прислоненную к стене.
Кэтрин взяла в руку канделябр, откинула холст и присела, чтобы лучше рассмотреть картину. На ней была изображена молодая женщина с двумя девочками-близнецами на руках.
– Если бы ее глаза были не голубыми, а зелеными, мы были бы похожи с ней как две капли воды. Это твоя жена, Евангелина?
Джеффри кивнул, поднял руку, указывая на картину, и сказал:
– Моя Кэтрин.
Она поднесла канделябр ближе к холсту и принялась рассматривать прелестных зеленоглазых девочек с льняными волосами. Потом Кэтрин увидела нарисованные на их тонких шейках золотые цепочки с золотым кулоном-сердечком и едва не выронила канделябр.
– У меня есть точно такой же кулон, – сказала она, обращаясь к Джеффри, а затем присмотрелась к буквам, видневшимся на кулонах, и на одном из них увидела К, а на втором В и спросила: – Это Виктория?
– Да, – ответил Джеффри.
Кэтрин поставила канделябр на пол, обернулась к Джеффри и беспомощно сказала сквозь застилавшие глаза слезы:
– Я ничего не понимаю.
– Моя Кэтрин, – снова повторил Джеффри, притрагиваясь пальцами к ее щеке. – Ты – моя Кэтрин.
– Папа? – напряженным шепотом спросила она. – Ты – мой папа?
Джеффри кивнул, и слезы хлынули по его лицу. Она припала головой к его груди и тоже разрыдалась.
Внезапно Кэтрин поняла, что все происходящее – правда, и что Джеффри – ее настоящий отец, и что сама она после долгих лет скитаний наконец оказалась в родном доме.
Кэтрин поцеловала Джеффри и сказала:
– Я люблю тебя, папа.
– И я люблю тебя, – более уверенным, чем прежде, голосом сказал Джеффри, целуя Кэтрин в лоб. – Добро пожаловать домой, моя девочка.
