— Моя смерть… — Сафи только сейчас начала понимать, в чем дело.
— Да, да! — Мурат поднялся, чтобы покинуть комнату, и приказал охране. — Убейте ее! Убейте ее первой. Я не могу жить ни минуты больше, осознавая ее неверность.
— Я приговорена к смерти просто из-за подозрений. Это всего лишь подозрения… — Сафи принялась защищать себя. — Разве клятвы в моей вечной верности к вам недостаточно, моя любовь?
Мурат в первый раз посмотрел на нее, окинув взглядом ее всю сквозь вуаль, как любовник может видеть возлюбленную сквозь любую одежду. Он был в нерешительности. Затем он отвел глаза и покачал головой.
— Но все эти десять дней, — сказала Сафи, — все эти десять дней я думала, что моя жизнь закончится без тебя. Есмихан и я были под пристальным надзором и защитой Виньеро — Абдулы, евнуха.
У меня не было ни малейшего желания защищать дочь Баффо. Но она, как всегда, переложила всю вину на меня, а я не хотел принимать ее. Нет, только не перед самой смертью. Я должен был что-то сказать. На меня смотрело пять пар глаз, и только небеса знали о моей невиновности.
— Мне очень понравились бани в Иноне, — сказал я, — и это напомнило мне сейчас, как Аллах может определить вину в данном случае. Как гласит традиция, невиновная женщина может пройти вдоль бассейна, полного мужчин, без ущерба для себя, в то время как у виновной…
Я посмотрел на Софию Баффо, и она незаметно раздвинула вуаль, чтобы встретиться со мной взглядом. Под шелком ее глаза были похожи на твердые скорлупки от миндаля. Мне пришлось отвести взгляд.
— …а у виновной вся ее вина выходит наружу.
Я чувствовал, что мои слова зародили в душе у Есмихан хоть какую-то надежду. Она верила в обычаи и будет рада доказать свою невиновность. Меня не беспокоила моя собственная жизнь или жизнь Сафи. Я боролся за честь и жизнь моей госпожи. И продолжил:
— Возможно, мой господин слышал о такой традиции?
Я читал мысли по лицу моего господина. Он не совсем верил в это суеверие, но он был человек долга и справедливости. Он верил в то, что жертвам надо давать возможность оправдаться, если это возможно.
— Это бабушкины сказки! — взорвался Мурат. — Только глупые женщины и евнухи верят им!
Я пропустил, что произошло между Софией Баффо и принцем. Возможно, дочь Баффо слишком надеялась на ветер в мужской бане. Мне нравится так думать, но мне не понравилось, что мое предложение о доказательстве женской невиновности было отклонено.
— Я не верю этому евнуху, — резко сказал Мурат. — Я не верил ему с самого начала. Мне следовало убить его при первой нашей встрече в Кутахии.
Я видел внутреннюю борьбу на лице паши Соколли. Он дотронулся до кинжала, острие которого было направлено мне в сердце.
А тем временем Мурат продолжал:
— Кроме того, чего стоит один евнух против дюжины разбойников в течение целых десяти дней? Разбойников, которым наплевать на честь, с ножами мести наготове. Если бы он был даже великаном, я не верю, не могу поверить, что этот Абдула смог защитить тебя.
«Да, убей нас всех, — думал я, наклоняя голову. — Я хотел умереть в течение шести месяцев и теперь. Лучше поздно, чем никогда. И сейчас самое подходящее время».
Под своей вуалью Сафи покусывала губы. Этого не было заметно, но это помогало ей сосредоточиться.
— Моим клятвам вы не верите, — сказала она, обращаясь к принцу (и можно было чувствовать прекрасный поцелуй ее влажных губ в этих словах), — так же как вы не можете проверить знаки невинности на моем теле, потому что, Аллах мой судья, я все его отдала только вам — с радостью и верой — в ночь на Ид ал-Адху.
Мурат отвернулся со вздохом, как будто его ударили.
— Да, на моем теле нет следов доказательства моей невинности, — повторила Сафи, — но все же на теле Есмихан они есть. — Она остановилась, чтобы все могли понять смысл ее слов. Затем она продолжила: — Мой принц, ваша сестра и я прошли через этот ад вместе. И, молю Аллаха, мы вместе нашли спасение — невредимыми. Проверь мою невинность ее непорочностью. Пожалуйста. Выдай ее замуж за благородного пашу, как и планировалось. И проверьте ее невинность. Я клянусь своей и ее честью, что вы с легкостью обнаружите это доказательство. Тогда вы не будете сомневаться в правдивости моих слов.
Проверьте! Если брачное ложе не будет окрашено кровью, то вы с легкостью сможете убить нас, всех троих. Если же вы найдете кровь, то будете знать, что наш охранник, Абдула не зря получил ранение в руку, так как он защищал нас собственным телом. Его стараниями и помощью Всемогущего нам удалось избежать той участи, которую вы навоображали себе тут. Вы узнаете, что вы можете встречать нас без стыда, но с радостью, — закончила Сафи гордо.
Мурат даже приподнялся от таких слов и обещаний. Его щеки покраснели, и даже его борода сейчас загорелась огненно-рыжим цветом надежды. Я думал, он даже подбежит к Сафи и обнимет ее. Но все же он вспомнил, что в комнате присутствуют и другие люди, и повернулся к паше Соколли.
Мой господин внимательно смотрел на меня. Речь Сафи привлекла его внимание к моему подвигу. Мой господин как бы вопрошал, смог бы даже самый лучший из его янычар с успехом выполнить такое задание. И под его пристальным взглядом я тоже почувствовал себя немного героем.
Но я быстро отвел глаза. Конечно, он смотрел на меня, потому что до ритуала не мог смотреть на Есмихан, даже несмотря на то что она была в вуали. Как только я отвел взгляд, паша Соколли заговорил:
— Очень хорошо. Это справедливо. Я согласен на эту проверку, ибо это также доставит удовольствие моему господину, принцу Мурату.
Затем он взмахом руки приказал молчаливым охранникам удалиться.
LII
Я слышал о том, как султан Сулейман провожал свою внучку из дворца в Стамбуле. Я слышал о празднествах, которыми это сопровождалось, как визири ссорились друг с другом за право идти перед ее украшенной золотой попоной лошадью.
В это время я находился в Иноне. Паша Соколли тоже хорошо потратился ради этого мероприятия, но это было несравнимо с тем, с какими почестями султан провожал свою внучку. Дом правителя в этом маленьком провинциальном городке казался чуланом по сравнению с огромном дворцом Соколли в Стамбуле. Но именно сюда были приглашены артисты, гости, и все развлечения и празднества должны были происходить именно здесь.
Но в нашем случае это было к лучшему. Если план не сработает, то скандал легче будет замять здесь, в провинции, нежели в столице.
Конечно же, все это не ассоциировалось у меня со словом «свадьба». Не было украшенных цветами и шелком гондол на Большом Канале, не было мессы в храме Святого Марка. Не было ничего, к чему я так привык в Венеции.
Есмихан не присутствовала на церемонии. Если у женщины нет родственника-мужчины, то, по турецким законам, она может послать на церемонию даже своего евнуха. Но у моей госпожи был брат, принц Мурат, и он стоял рядом с пашой Соколли перед имамом, пока подписывались нужные документы.
