– Ну расскажи мне о сыне и жене, – попросила она.
Уилл не стал зажигать лампу. Они были одни в темной комнате, и лишь проникавший сквозь шторы лунный свет рассеивал темноту. Привыкнув к такому освещению, Молли смогла разглядеть мочку уха Уилла, линию его подбородка, прямой нос. Он повернул голову и посмотрел на нее. Теперь она увидела его рот и глаза.
– Кевин – мой сын – сейчас в колледже в Западном Иллинойсе. Ему восемнадцать, он первокурсник. Он славный парень, великолепный спортсмен, хорошо учится, симпатичный, с отличными манерами. До августа он жил со мной, а когда мне приходилось уезжать из города, перебирался или к родителям Дебби, или к моим. С тех пор как он уехал, дом опустел. Удивительно, как может ребенок преобразить жизнь.
– Ты потому был так добр к моим малышам? Потому что скучал по сыну? – спросила Молли.
Уилл пожал плечами.
– Мне они нравились. Нравятся. Они хорошие ребята. Даже Майк.
– Несмотря на все его выходки, – сказала Молли, еле заметно улыбнувшись. Она теснее прижалась к нему, так что ее подбородок лег ему на плечо. – Дебби… так звали твою жену?
Он кивнул. – Да.
– Расскажи мне о ней.
Какое-то мгновение Уилл молчал. Потом заговорил:
– Мы познакомились в колледже. Начали встречаться. Она забеременела, мы поженились. Родился Кевин. Через два дня после того, как ему исполнилось три года, она погибла в автокатастрофе. Он был в машине вместе с ней, но не пострадал. Слава Богу, что он сидел сзади.
– Только факты, мэм? – тихо спросила Молли. – Какая она была? Брюнетка или блондинка? Ты любил ее?
– У нее были темные волосы и голубые глаза – Кевин похож на нее, – и она много смеялась. Она была заводной девчонкой, прекрасной спортсменкой, а в теннисе ей вообще равных не было. Она была единственной дочерью в семье, немножко избалованной, но она это знала и даже подтрунивала над собой. Когда родился Кевин, она просто с ума сходила от любви к нему. Да, я любил ее.
Что-то в его голосе заставило Молли теснее прижаться к нему – словно в молчаливом сочувствии. Он взглянул на нее и издал какой-то неопределенный звук, мало похожий на смешок.
– Когда она умерла, я подумал, что уже никогда не смогу полюбить так другую женщину. Но знаешь, что я тебе скажу? Время многое меняет. Я помню, как она выглядела – цвет волос и все прочее, – но я уже не могу представить ее в своем сознании. Она как тень, смешливая тень. Иногда мне кажется, что юноша, женившийся на Дебби, умер вместе с ней. Мужчина, в которого вырос тот мальчик, – совсем другой.
– Я знаю, о чем ты говоришь, – оказала Молли, и это действительно было так. – Когда я сейчас думаю о своей матери, мне вспоминается, например, то, что она любила шоколадное мороженое и желтые платья. Я не помню ее лица. Такое впечатление, будто ее вообще никогда не было. Я иногда чувствую себя виноватой, но это так.
– Майк мне немного рассказал о ней.
– Правда? – Молли поджала губы. – Никогда не думала, что Майк такой болтун. Я знаю, что он рассказывал тебе – о том, как она умерла. Я слышала. А что еще? Что она страдала маниакальной депрессией? Что иногда она бывала лучшей в мире мамой, а порой просто забывала про нас? Что она не разбиралась в мужчинах и часто влюблялась в кого попало и бросала нас ради своих возлюбленных?
– Он рассказывал мне о том, как ты заботилась о семье и о матери – с тех пор как тебе исполнилось восемнадцать. Как ты продолжала заботиться о них даже после смерти матери и растила их как своих детей.
– Неужели? – Что-то в его интонациях отозвалось мурашками, пробежавшими у нее по спине.
Уилл повернулся, оказавшись лицом к ней. Он убрал ей волосы с лица.
– Знаешь, что я думаю? – произнес он.
– Что? – спросила Молли, повернувшись на спину, так чтобы видеть его. Он был так близко. Его рука, гладившая ее волосы, легла ей на щеку. Она была крепкой, теплой, и Молли ощущала ее, словно часть своего тела.
– Я думаю, что ты необыкновенная женщина. Таких больше не бывает.
– Правда?
– Да. Правда.
– Я тебя тоже считаю необыкновенным. – Она слегка повернула голову и прижалась губами к его ладони. Уилл замер от ее прикосновения.
– Я действительно скучала по тебе, – прошептала она.
– Я тоже скучал, – сказал он.
Потом он наклонился и поцеловал ее так страстно, что Молли забылась.
46
– Молли, я… – начал Уилл, оторвавшись от нее. Отчаянный крик оборвал его на полуслове. Это был жуткий крик, эхом пронесшийся по дому. Он пронзил Молли, словно холодное лезвие ножа.
– Сэм! – задыхаясь, выпалила она, вскакивая с дивана.
Интуиция подсказывала ей, что кричит именно Сэм. Уилл тоже вскочил на ноги и бросился за ней по ступенькам. Когда они оказались на верхней площадке лестницы, из дверей комнаты девочек показался Итон с пистолетом в руке, обмотанный простыней под голой грудью. Не успела Молли вбежать в комнату мальчиков, как там уже зажегся свет. Майк стоял на коленях возле кровати Сэма, обнимая маленького брата. Сэм, вечно разыгрывавший из себя супермена, презиравший любые проявления сентиментальности, заливался слезами, прижавшись к Майку.
– У него был ночной кошмар, – сказал Майк, когда Молли бросилась на колени возле кровати. Крепко обняв Сэма, она разом забыла о стоявших за ее спиной Уилле, Итоне и подоспевшей Эшли.
– Сьюзан в темноте, – всхлипывая, произнес Сэм, уткнувшись в плечо Молли. – Она в темноте, и ей страшно. Я видел ее во сне. Она в какой-то… дыре или пещере. Она хочет домой.
– О Боже. – Молли закрыла глаза и крепче прижала к себе Сэма, отчаянно пытаясь сдержать подступившие рыдания. Ради Сэма, ради Майка, Эшли и Сьюзан она должна была оставаться сильной. – Это был просто плохой сон, Сэм. И все. Просто плохой сон.
– Но я видел ее, она плакала. О Молли, они найдут ее? Она хочет домой.
– Ш-ш-ш, – сказала Молли, поглаживая его по голове. – Ш-ш-ш.
Прошло много времени, прежде чем все они успокоились. Сэма уложили спать вместе с сестрами, а Майк, притащив матрац, устроился на полу возле их кровати.
47
– Сьюзан.
Елейный голос заставил Сьюзан содрогнуться от ужаса. Здесь, в этой яме, рядом с ней находился мужчина, который искал ее, освещая яму фонариком. Она увидела пляшущий по стенам желтый луч.
– Сьюзан.
Она глубже забилась в расщелину, которую обнаружила в стене. Инстинкт заставил ее укрыться там, стоило ей заслышать приближающиеся шаги. Отверстие было узким и длинным – возможно, дюймов десять в ширину на входе и постепенно сужалось по мере углубления в стену. Будучи достаточно хрупкой, ей удалось протиснуться почти до упора.
