Доктор Бернштейн признался, что результаты гормональных анализов не позволяют сделать определенный вывод. По его словам, единственное, чем можно объяснить внезапное оволосение Генри и столь же внезапное прекращение роста волос, — это стресс.
Мара ничего не рассказала Генри про заговоры, а слухи, гулявшие по Академии, до него не дошли. Он заметил неловкое молчание, повисавшее в учительской при его появлении, и натянутые улыбки в коридорах, но решил, что все дело в его небывалой волосатости. А причиной были слухи о том, что его жена-колдунья вместе со своей книжной группой превратила бедолагу в вервольфа. Правда открылась ему только три недели назад, когда на бейсбольной тренировке он незаметно подошел к группе мальчишек.
— Ага, его жена и миссис Дюбуа, они обе ведьмы! — говорил один из мальчишек.
— Врешь!
— Чтоб мне сдохнуть! Гляньте на него, они ж его в оборотня превратили. А миссис Дюбуа нашла пацана в туалете — это как? Говорю вам, в нашей школе такое творится — почище чем в ужастике!
— Заткнись, — прошипел другой мальчишка: тренер О'Коннор стоял прямо у них за спиной.
Тем же вечером Генри припер Мару к стенке. Прошло всего несколько дней после похищения Джил, и поначалу Мара принялась было все отрицать — завела старую песню про салонную игру типа столоверчения, но оборвала себя на полуслове.
— Прости, Генри. Это правда, это из-за нас такое с тобой приключилось.
И все рассказала.
Верно говорят, думала Мара, признание облегчает душу. Как только она выложила все, ей здорово полегчало. И Генри отреагировал совсем не так, как она боялась. Нисколько даже не рассердился и не обиделся. Вроде как он и не против жены-колдуньи.
— Превратишь моих хулиганов в лягушек! — захохотал он.
Эх, не выйдет. Мара вздохнула. Члены Клуба начали изучать магию с Гретой, но очень скоро струсили, пошли на попятный. Даже Линдси. До них до всех дошло, что можно добиваться от жизни того, чего хочешь, и без свечей, заклинаний и трав.
Но главное — никому не хотелось снова напортачить ненароком.
Как ни прельщала Мару идея заклинаний, она решила, что без желаний такого рода будет лучше. По сути, понять, чего ты хочешь, — уже полдела, а с этим не поможет даже колдовство.
И Мара спросила у Генри — что тот скажет, если она начнет брать уроки пения, а там, глядишь, найдет работу где-нибудь в музыкальном салоне?
— В каком-нибудь милом местечке, — добавила она.
— А я все думал, не захочешь ли ты в один прекрасный день снова запеть. Если честно, надеялся. Мне всегда казалось, что это я у тебя отнял пение.
— Ничего ты у меня не отнял. Ты мне все дал.
Только произнесла — и поняла, насколько это верно.
…Мара ткнула на полку очередную медицинскую карту:
— Ой, черт!
На сгибе пальца выступила кровь — бумагой порезалась. Мара сунула палец в рот.
Пропади оно все пропадом! И пропади пропадом эта работа. Да ей вообще работа не нужна. Мальчики в колледже, могут подрабатывать. В конце концов, можно брать ссуды. Семье не нужно, чтоб она торчала в этом кабинете. Чего у них с Генри нет, без чего нельзя жить? Все есть! Жизнь так коротка. И никто не знает, сколько осталось. Достаточно вспомнить, что чуть не случилось с Джил. И вдруг Мару осенило.
Она хлопнула по кипе медицинских карт и глянула на акварель с яхтой. «В году всего 365 дней, и я не стану тратить даром еще один из них!»
Мара прошла по короткому коридорчику, стукнула из вежливости в дверь доктора Сили и сразу открыла ее.
Он поднял голову, опешив от неслыханной дерзости: кто ей позволил войти? Толстые губы угрожающе выпятились.
— Доктор Сили! Я увольняюсь.
Дандайамана Дханурасана. На санскрите — позы «натягивание лука стоя». Линдси стояла на одной ноге, одной рукой держа себя за щиколотку, а другой ладонью вниз тянулась к своему отражению в зеркале. Рука твердая и сильная — лазер, а не рука.
Пот стекал ручьем по спине, капал с подбородка, щекотал ладонь, сжимавшую щиколотку. Сказка! У Линдси еще никогда не было ощущения такой юной кожи. Упражнения на равновесие в бикрам-йоге — штука не простая, но прошло всего каких-то два месяца, а она уже потихоньку начала с ними управляться. И падает уже гораздо реже, чем раньше.
— Пинок, пинок, пинок, — говаривал инструктор. — Играйте. Если не увижу, как вы падаете, я буду знать, что вы, ребята, плохо стараетесь.
Все дело в равновесии. Линдси приняла исходное положение. Сердце работало как мотор — ровно, сильно. Такой она теперь себя ощущает. Сильной. Следующее упражнение — «балансирующая палка».
Ее знаменитый обморок и слухи о колдовстве не настолько подмочили ее репутацию в Фонде, как она опасалась. Теперь Линдси занималась подготовкой «тихого» аукциона, который должен состояться осенью. Даже Эвелин Кентвелл простила Линдси за то, что та отключилась в тарелке с ее десертом, и пригласила в организационный комитет по отделке дамской комнаты отдыха в штаб-квартире Фонда. Говорят, когда Эвелин доложили, что Линдси якобы предложила лиловый в качестве основного тона, та не смогла уразуметь — сделано это всерьез или в насмешку над самой Эвелин.
Что до слухов, кое-кто из женщин подходил к Линдси: мол, правда это или нет? И Линдси, к собственному удивлению, не стала все категорически отрицать. Напротив, практически подтвердила.
— Колдунья? Разумеется. Жду не дождусь, когда все увидят меня на моей новой метле от Версаче.
Забавно, что любопытство дам из Фонда было искренним — словно они всю жизнь интересовались колдовством и не прочь сами попробовать.
Глубоко в душе, думала Линдси, каждая женщина знает, что она ведьма. Ну и колдуйте себе сколько влезет. А Линдси решила отказаться от колдовства как способа добиться желаемого. Переворачивая коврик для «растяжки стоя», Линдси глянула в зеркало на свою задницу и осталась вполне довольна. Линдси продолжала следить за весом и делать гимнастику, хотя и не так рьяно, как раньше. Зато добавила бикрам-йогу.
Грета правильно сказала: у мироздания есть чувство юмора. Линдси оно подкинуло послание в виде каламбура: подними задницу! То есть в буквальном смысле. В конечном счете не столько желание, сколько ее решимость помогла ей похудеть. И теперь Линдси ясно понимает, что, если она хочет изменить мир, ей просто надо поднять задницу и действовать — с чикагским Женским фондом или без него.
Линдси встала, широко расставив ноги. Согнулась пополам и, задрав задницу, попыталась коснуться лбом пола. Удивительно нелепая поза, хотя грохнуться физиономией в яблочный торт и носить клеймо ведьмы — тоже не подарок.
Раскинув руки и глядя в глаза своему отражению, Линдси медленно клонилась вперед. «До чего я хороша… Фу!» Как не стыдно думать о самой себе так… хорошо. Ладно, пусть эта мысль будет ее тайной; никто больше не узнает.
